Шизофрения у православных: Церковь и мир — шизофрения

Церковь и мир — шизофрения

зомбирование в православии

Нашей истории 10 лет. Наша дочь закончила школу с золотой медалью и университет с красным дипломом. Дальше учеба за границей на год. Подошла за благословением на дальнюю дорогу к протоиерею Роману Барановскому. Благословения он не дал-сказал духовно очищаться и быть послушницей на 2 дня. Вместо 2х дней мы дочь забрали только через 4 месяца. Повезли в медицинский институт Шалимова — там врач сказал, что через неделю дочь живой бы не увидели. Вся намоленная и вооцервкленная, родители не авторитет — только отец Роман. На данный момент она инвалид, шизофрения. Так и хочется спросить — что за беспредел в Церкви творится?! Рыдаем((

Родители и болезнь

Здравствуйте, Владыка! Как Вы считаете, родители, которые проклинают своего ребенка из-за того, что он болен шизофреническим расстройством достойны Царствия Небесного?

Работа и вера в бога

Здравствуйте, Владыка! Хочу спросить у Вас совета в сложной жизненной ситуации. Я верующий человек, но болею шизотипическим расстройством (легкая форма шизофрении). Вследствии своей болезни я не могу работать — быстро устаю, не могу наладить контакт с людьми. Я знаю, что Богу неугодно, когда человек живет в праздности, и очень хочу работать, но не могу. Как решить для себя этот вопрос? Очень прошу ответить на мой вопрос. С глубоким уважением, Анна.

Борьба с недугом

Здравствуйте дорогой Владыко. Очень прошу Вас откликнуться на нашу беду. У моей дочери тяжелый недуг. Врачи называют его шизофренией. Она разговаривает сама с собой на голоса. Может не спать всю ночь . Говорит, что ее тело не принадлежит ей самой. Что в ней живут какие-то силы, которые не позволяют ей жить и действовать так, как она сама того хочет. Простите, что я сразу не написала Вам так, как следует. Ответьте пожалуйста, может ли православная церковь каким-то образом помочь ей и всем нам? Я пыталась и молиться, и на церковные службы ходила. Но я просто уже не знаю , что делать и к кому обратиться. Лекарства не помогают. Она может пробыть в больнице месяцами, а все стоит на одном месте. Как быть? Заранее спасибо за ответ. Очень уважаю Вас и ваше мнение. Даже не ожидала ,что можно задать вопрос прямо Вам.

О «православной шизофрении» и «чине отчитки»

Что такое православная шизофрения? Болезни с таким названием нет ни в одном из диагностических справочников и классификаторов заболеваний. Однако, в бытовом смысле этот термин применяется довольно часто. Предлагаем фрагмент рассказа об этой проблеме председателя Общества православных врачей г. Тюмени, кандидата медицинских наук, Д.Н. Дурыгина в культурном центре «Русская неделя» 26.09.2009:

«…В Церковь приходят разные люди, в том числе много людей, изначально подверженных психической патологии. Эта патология у них либо не проявилась до сих пор, либо она проявилась в виде акцентуации характера личности. Но приходя в Церковь человек попадает в необычные для него условия, они воспринимаются как некая встряска и человек реализует эту патологию. В условиях стресса внутренняя проблема начинает актуализироваться и проявляется в виде либо психопатии, либо невроза, либо уже психоза, т.е. шизофрении. Различные проблемы, которые возникают в душе человека, общество и сам человек могут расценивать по-разному. Если б это был просто неверующий человек, ему бы сказали: «У тебя крыша поехала, обратись к врачу». Но когда человек приходит в храм, часто общество его воспринимает так: «А, да в церкви-то они все такие. Они там все такие угрюмые, все такие вот напряженные, у всех есть специфические черты характера и личности, реакция на окружающих. Что тут поделаешь? Они в церкви все немножко шизанутые». Поэтому когда человек приходит в Церковь, общество на нем ставит крест. Какие-то внешние его проявления списываются на его веру и церковность, и человек уже перестает задумываться о своей психической неполноценности. И если он раньше принимал психиатрическое лечение, если оно ему нужно, он не принимает лечение, пытаясь решить свои проблемы (если он их осознает) только церковными методами.

Всегда ли психиатрические проблемы имеет свое начало в какой-то одержимости? Далеко не всегда. Раньше был тест, вы наверно слышали об этом, так называемая проба с десятью стаканами… Но одержимость видна и в храме: когда человек не может подойти к святыне, не может подойти к Причастию, вы, может быть, это видели – его крутит, ломает, он начинает издавать какие-то звуки непонятные, его берут за руки, подводят к Причастию, он брыкается. Или к иконе чудотворной, или к мощам подводят – он брыкается; сухонькая слабенькая старушка раскидывает двух, трех, четырех здоровенных мужиков – ее не могут удержать. Вот это явные признаки одержимости. То, с чем мы сталкиваемся в обычной жизни, далеко не всегда является одержимостью. Причины шизофрении могут быть разные. Могут быть чисто физические – системные заболевания соединительной ткани, бывает, сопровождаются психическими нарушениями. Но, как считают некоторые верующие психиатры, все равно начало психической патологии вытекает из внутреннего состояния человека. В первую очередь, это повышенная мечтательность, которую человек не желает в себе бороть, самомнение… Такое сочетание дает тот взрыв проблем, которые начинают захватывать всего человека. И поэтому то, что потом происходит с человеком, не всегда адекватно.

Меня часто спрашивают: нужны ли отчитки, надо ли на них ездить? Я не являюсь сторонником отчиток. Почему? Потому что после отчитки человек подобен, как в Евангелии сказано, чисто выметенному дому. Бес вышел, походил, погулял и сказал: «А чего я хожу в этих краях да перелесках? А вот дома-то у меня чисто, выметено, прибрано». Взял еще семь сильнейших себя бесов и возвратился, и стало тому человеку еще хуже, чем было прежде. Мне тоже приходилось такое наблюдать: вначале что-то было полегче, получше, а потом человеку бывает еще тяжелее. По Евангелию, род сей изгоняется постом и молитвой. Человек, не укоренившийся в церковной жизни, не может ехать на отчитку, он получит от этого только вред. А многие это желают делать, многие об этом наслышаны с легкой руки разных церковных завсегдатаев: «Ой, да у тебя психическое заболевание! Чего ты тут сидишь-то, собирайся, вон езжай в Москву, тебя там отчитают, все пройдет!» А что у него пройдет? Что его отчитают? Он еще в церковной жизни не укоренился, молиться не умеет, посты не соблюдает. Род сей изгоняется постом и молитвой.

Те психологические, психопатологические явления, которые мы встречаем в церкви: бабушки, которые рыкают на вновь пришедших, кумушки, которые судачат и кости всем перемывают, – эти явления психической патологии, акцентуации характера – от них мы никуда не денемся. Они все пришли из нашей жизни, и я их воспринимаю по-евангельски: «Не здоровые нуждаются во враче, а больные». И церковь превращается во врачебницу. Есть современная медицинская шутка: «Здоровый человек – это плохо обследованный человек». Мы все, в общем-то, являемся больными людьми, кто телесно, кто духовно, а может быть то и другое, и от них же первый есмь аз. В этом нет ничего странного, неожиданного, непонятного, мы пришли во Врачебницу, в Церковь. «Не здоровые нуждаются во Враче, но больные».

Благодарим за безвозмездную расшифровку видеозаписи Юлию КАЗНОВСКУЮ

См. также: Вера никогда не приведет к шизофрении

У меня шизофрения. Как почувствовать Бога?

Приблизительное время чтения: меньше минуты.

Вопрос читателя:

Здравствуйте! У меня шизоидное расстройство личности, и, как мне кажется, из-за этого у меня нет веры. Умом я понимаю, что Бог есть, я молюсь, читаю православную литературу, хожу в храм, начал соблюдать пост, но я не чувствую ничего… Скажите пожалуйста, что мне делать? Я хочу ощутить присутствие Бога в своей жизни, но у меня не получается.

Отвечает протоиерей Андрей Ефанов:

Добрый день!

Вы задали очень глубокий и непростой вопрос. О вере и о Вашей духовной жизни Вам нужно поговорить с двумя людьми обязательно лично — с лечащим врачом и со священником.

Психиатр, который понимает особенности Ваших восприятий, подскажет, как они могут отличаться от восприятия большинства людей и на что нужно обратить внимание.

Священник же поможет Вам выстроить Вашу духовную жизнь — как часто Вы будете причащаться. исповедоваться, за какими моментами Вашей внутренней жизни следить. Батюшка непременно должен знать о Вашем диагнозе (и и советоваться будет правильно с одним священником и — повторюсь — регулярно) и о тех особенностях, о который Вы будете знать от Вашего врача.

С Божией помощью, так Ваша духовная жизнь будет выстроена правильно. С обоими людьми говорите открыто и искренне, это в Ваших интересах и так правильно.

Это то, что Вы должны сделать с Вашей стороны. Ощущение же присутствия Божия — это очень тонкая вещь, человек далеко не всегда может его ощущать, и это нормально. Значит, это ему непомерно. Доверяйте Богу, Он лучше любого человека знает, что и когда Вам нужно. И в тот момент, когда Вам будет это необходимо и нужно, Вы непременно почувствуете. А пока не надо — и не надо. Вы просто знайте, что Бог есть, что Он создал всех людей, в том числе и Вас, что Он любит Вас и каждого человека и что через Церковь и Таинства церковные Он подает людям свою благодать.

Молитесь, черпайте благодать в Таинствах, ведите духовную жизнь под руководством священника, аккуратно выполняйте рекомендации врача — и этого достаточно.

Храни Вас Бог!

Архив всех вопросов можно найти здесь. Если вы не нашли интересующего вас вопроса, его всегда можно задать на нашем сайте. 

Клиническое богословие шизофрении(Белорусов С.) Публикации на сайте экзистенциальной психологии

Термин «Клиническое богословие», впервые озвученный в работах д-ра F. Lake [1] представляется актуальным для соотнесения семиотико- теологических категорий с клинико-психопатологической действительностью явления безумия, в частности — шизофрении. В настоящем этюде предложено осмысление данного «эндогенного» феномена в качестве экзистенциально — личностной диспропорции с последующей онтологической регрессией. Принятие таковой парадигмы проясняет значение «сумасшествия» в универсально-холистической картине мировосприятия и открывает новые горизонты психотерапевтических стратегических подходов.

Теологическое приближение

Богословие, как уникальная область человеческого знания, представляет собой результат аскетических и интеллектуальных усилий личностей, объединенных в мистическое соборное тело Церкви и направленных на диалог с непознаваемо Высшим. Эта в высшей степени точная наука находит свое эмпирическое подтверждение тем, что достаточно широко принимается в качестве смыслообразующей мотивации, обладая инспиративной, аффирмативной и регуляторной функциями. Иными словами, хорошее богословие побуждает к дальнейшему личностному развитию, укрепляет само- и миро- принятие в достигнутой степени позитива и определяет как доброкачественность творческой рефлексии в индивидуальном плане, так и оптимизации социальных отношений. К сожалению, сокровищница традиционного богословия является до сих пор «сокрытой под спудом» в силу как надменного пренебрежения архаикой, так и страхом оказаться перед окончательно ответственным выбором, что свойственно нынешнему историческому этапу цивилизации.

Критерием традиционного богословия является преемственность и верность принятому. В истории были (и есть ныне, и вряд ли изведутся) реформаторы, упрощатели, редукционисты, стремящиеся рационализировать кажущееся непросветленному уму столь парадоксальным учение. Христианская церковь не стремится снизойти до понятности миру, она призвана поднять мир до высот богомыслия своих учителей. Примечательно, что все попытки канонического коллаборационизма (вероучительного приспособленчества в сторону потворства, послабления, адаптации) подвергались жесткому (а порой и жестокому) противодействию именно в Православной традиции. Несмотря на напряженную духовную жизнь, проявившуюся возникновением в его глубинах исихазма, как мистики Божественного Света (св. Григорий Палама) и практике «стяжания Духа святаго (преп. Серафим Саровский), ни один из исторических богословских догматов не был смягчен, переиначен или дополнен.

Богословие в своих прикладных аспектах может быть равно идентифицировано и как человеко-словие. Теология трансформируется в антропологию потому, что, пробиваясь к познанию Творца, человек не может миновать себя, но обнаруживает Его на сокровенных глубинах собственной бытийности. В иудео-христианской традиции веры постулировано, что человек создан «по образу» и имеет назначение стать «подобием» Господа. Таким образом, теологически, Бог открывается нам Богом для нас, а то, каким Он является для Себя, является абсолютно недоступным для нашего разумения. Итак, в каком-то смысле, можно предположить, что в традиционном богословии, Бог, раскрываясь нам, свидетельствует нам более о нас, нежели о Себе.

Начиная рассуждение, будет уместным акцентировать различие между тем, что можно условно обозначить как «естественные» vs «откровенные» религии. Феноменологически, это проявляется тем, что в первом случае, выводимые из стремления к безопасности, красоте или смыслополаганию, имманентные человеческой природе потребности, ритуализируются, в то время как второй вариант непременно содержит некое таинственное противоречие, неразрешимое в конструкциях плоскостной логики бытового «здравого смысла». Это и есть «Откровение» — приглашающий вызов Свыше, призыв к возможности подвига для доверчивого принятия такового абсурда, как необходимого условия духовного нарратива.

Такого рода критерием, заложенным в фундамент богословия основных Христианских традиций является догмат о Троице. Концентрировано он звучит сколь абсолютным, столь и непостижимым тождеством формулы: 1=3 и 3=1. Лишь согласившись с этим возможно быть христианином, но это, как правило, происходит только в русле трех когнитивных стратегий: а) «Это меня не касается»; б) «Credo в силу того, что absurdum»; в) Надменный прорыв сквозь очевидность видимого мира посредством новых философических схем его восприятия. Выделенные в доминирующей отдельности, эти пути могут быть обозначены в своих финалах как: а) безразличие; б) беспомощность; в) безрассудство. И только интеграция данных интра-психических динамических процессов, в жизненной переливчатости их применительно к обстоятельствам (христианин скажет — Промыслу) является залогом духовного здоровья (христианин скажет — Спасения).

Троичный догмат — маркер христианской принадлежности — не обуславливается непререкаемо изначально, но как хронологически, так и онтологически, раскрывается постепенно, по мере возможности его актуализации соборно церковным сознанием. В своде Священного Писания — Библии — термин «Троица» не упомянут вовсе. Богословие Церкви усматривает лишь лингвистические и символические триадологические аллюзии в тексте Ветхого Завета, в то время как Евангелие, скорее, ставит перед читающим пронзительный вопрос — кто Он, Иисус Христос? — нежели отвечает на него.

И решение здесь предоставлено Церкви, как, думается, знак доверия Бога нам. Что происходит далее? Раннее Христианство не богословствует, оно утверждается в обществе, взаимоотношения которого определяются бинарной оппозицией: «дикое гедонистическое варварство vs. утонченно эстетический юридизм». Становление предшествует само-осознаванию. Прежде чем думать, следует войти в мир и отстоять право быть. Привилегия возможности истинного человеческого бытия состоит в подчинении своего биологического существования своей аксиологической идентификации, что яснее звучит в святоотеческой формуле: «Кровь мучеников есть семя Христианства».

Идут столетия. Первое, второе, третье… Христианство завоевывает себе полномочие стать признанной властями религией. Единственное в истории завоевание, принципом которого, увы, неоднократно попираемым впоследствии, служит не насилие над другими, а жертвенность собой. Осуществимость социального торжества нравственного начала над психологически нижележащим драйвом власти, сдерживаемого ограничителем справедливости, дабы противостоять соблазну деструктивной вседозволенности, при вдумчивом рассмотрении оказывается еще одним свидетельством еще одного богословского принципа — «синергии» — ответа Свыше на запрос, подтвержденный целокупной решимостью любить, жертвуя кажущимся детерминизмом самосохранения.

Продолжаем богословствовать… Признав специфическим Христианству «триумф через самопожертвование», упомянув синергический (со-работнический, со-творческий) принцип отношения к существованию в сотворенном мире, мы не продвинемся, если не осознаем еще один характерный признак — «нобилизирующе интегрирующая экспансия». Этим сциентическим термином мы характеризуем стремление включить в оценочно-преображающее поле Христианства все доброе, наличествующее в мире, а стало быть, все, ибо согласно нашему богословию, зла в мире, как субстанциональной сущности, нет. Есть только тень — обеднение или искажение добра. И, движимая стремлением к обожению мира, Церковь, призвана к тому, чтобы облагородить, придать духовный смысл, воипостазировать в символе разнообразнейшие феномены повседневной жизни — от языческих праздников природы до интеллектуальных дерзаний вне-церковных мыслителей, согласно словам Спасителя — «Кто не против вас, тот за вас».

И вот наступает 4-е столетие, когда византийский император Константин, не будучи сам христианином (что не помешало ему быть почитаемым доныне равноапостольным и чего не следует понимать плоскостно и превратно, но хорошо усмотреть в сем Промысел) делает ставку (а, учитывая обстоятельства типа «Сим победиши», иначе и не скажешь) на Христианство в качестве государство-образующей религии. Диалектически в теле Церкви возникает конструктивное противодействие конформно-стабилизирующему мещанству — монашество и, на градиенте этих мощнейших социо-исторических динамик Церковь оказывается перед необходимостью само-отождествления. Та же самая, апостольско новозаветная церковь перешла в новую фазу своей земной истории. Из гонимой, утверждающей Божество Иисуса Христа кровью своих мучеников и исповедников, она открывается отныне Церковью торжествующей и ее приоритетом становится не вызов, но сохранение, а именно: освящение всего жизненного строя Своих членов: от купели до могилы. Теперь появляется необходимость в исчерпывающей полноте мировосприятия и предельной четкости вероучительных определений. Синтезируя чеканные положения эллинистической философии с мистическими прозрениями молчальников анахоретов, Церковь, устами благодатных своих выразителей, конституирует Самое Себя через догмат Бога Троицы.

Собственно, возникновение этого догмата исторически детерминировано и психологически понятно. Здесь ответ на закономерный вопрос: Кто есть центральная фигура истории — Иисус Христос. Посланник- пророк? Человек на время ставший Богом? Воплощенное в человечестве и ушедшее вверх Божество? Ах, как соблазнительно подобным образом логично объяснить явление Христа и первый ответ выбирают магометане, второй — теософы, третий отдельные псевдохристианские секты. Но соборная полнота Церкви дает ответ, лежащий в иной плоскости — Иисус Христос есть тот же Бог, и не было времени, когда Его не было, и в его тождестве и его различии с Отцом и Святым Духом есть умонепостигаемый базис Христианской веры. И снова: отцы учат и Церковь соборно принимает: Бог прост. И в то же время Бог троичен. Каждая из Ипостасей есть истинный Бог. И несомненно Бог един. Но ипостаси различаются свойствами. В Боге нет иерархического устроения, однако Ипостась Отца рождает Сына и изводит Святаго Духа. Сущность Бога абсолютна непознаваема. Но Бог есть любовь. Не в сущности, но в отношении. И в Боге различаем Его сущность и нетварные Энергии, которые есть Он. И вновь — в Боге нет никакой сложности. Это великий коан Христианства. Его признание, принятие, проникновение им открывает возможность богообщения. В смирении разума перед Тайной — залог ответа Свыше.

Итак, Троичный догмат является основой христианского восприятия Бога, стремления к Богу и диалога с Богом. В таинственной преграде разуму — Троичности, личность находит отклик в своем отношении — бытии для другого — любви — чем проявляет свое Богоподобие. Личность, в отличие от статичной сущности- индивидности, является динамическим понятием — выражением отношения. Отношением нашего Бога является Любовь. Созданный из любви человек воспроизводит Первообраз в своей личностности. Человеческая личность образуется соотношением между всечеловеческой сущностью и индивидуальной ипостасностью.

Позднейшие как западные так и восточные схоласты не остывают в своем поиске метафор для приближения к познанию этого догмата. Последнее (дореволюционное фундаментальное издание — Полный Православный Богословский Энциклопедический Словарь — предлагает более чем полуторатысячелетнюю позицию в разделе «Троица»): «Августин (учитель Церкви 4го века) дал прекрасную аналогию образу Божию: духовная природа человека, дух, которые есть не что иное как любовь, состоит из субъекта любви, ее объекта и самой любви, иначе троичность подобна трем понятиям: «mens ipsa notitia u voluntas или memoria (самосознание в себе), intelligentia (мышление) и voluntas, chaetae (способность любви)».

Наши теологические выкладки мы завершим чеканным догматически богословским положением, имеющим прямое отношение к предмету данной статьи: «Бог в Своем бытии имеет три ипостасные Личности и общую для Них божественную природу. То же самое открывается и в отношении человеческих личностей. Все человечество — это единая природа, как если бы это был один человек — первочеловек Адам»^[2].

Историко-психологическое приближение

Феномен сумасшествия имманентен человеческой цивилизации. В той степени, которая его объясняет рациональными причинами — инфекцией, травмами, экстенсивными стрессами и нарушениями гомеостаза — безумие классифицируется и становится вполне доступным пониманию в соответствующих разделах психиатрических сводов, но эвфемизм «эндогенное заболевание» тактично недвусмысленно указывает на принципиальную непознаваемость данных состояний посредством исключительно медицинского инструментария.

Психологическая интепретация сумасшествия прослеживается с древности. На самых ранних этапах истории безумие со стороны воспринимается скорее позитивно. Под термином «мантика» почиталось неадекватное сознание и поведение, в котором приобретался дар пророчества. Мантику ценили Пифагор и Платон, а Сократ советовал своим ученикам её изучать. У Цицерона есть описание того, что «во внутренних закоулках ума скрыта способность божественного прорицания, божественный импульс, который, когда разгорается сильнее, называется неистовстом». На страницах Ветхого завета отношение к психическим расстройствам скорее нейтральное и описание таких примеров как депрессивный аффект Саула или скотоподобное поведение Навуходоносора^[3] описано без оценочных интерпретаций. В новозаветном повествовании встречается эпизод, когда родные Иисуса решают силой увести Его обратно в Назарет, решив, что во время проповеди Он «вышел из себя»^[4]. В авторитетном комментарии к этому отрывку аргументирована позиция: «Что Он вышел из Себя (ὅτι ἐξέστη), т.е. находится в таком возбужденном состоянии, что Его можно назвать «человек не себе». Такой человек обыкновенно пренебрегает обычными правилами жизни, будучи всецело увлечен поглощающей его идеей. Но это не безумец, как не считал себя, конечно, безумцем и ап. Павел, когда говорил: «если выходим из себя, то для Бога» (εἴτε γὰρ ἐξέστημεν θεω̨̃)^[5].

По завершении эпохи античности, отношение к душевнобольным существенно меняется и общепринято объясняется интервенцией инородного начала в психику, изъясняясь прямо — бесноватостью^[6]. Период страха и ненависти к любым психическим девиациям достигает апогея в Средние века, что находит выражение в беспрецедентных репрессиях (процессы ведьм), но затем общество теряет к душевнобольным интерес, запирая их в бесчисленных Бедламах. Однако в конце Средневековья, по мнению М. Фуко: «Безумие и безумец становятся важнейшими персонажами — они несут в себе и угрозу и насмешку, и головокружительную бессмыслицу мира, и смехотворное ничтожество человека»^[7]. В последующий исторический период высокого Просвещения наиболее примечательно научное противостояние школ «психиков» и «соматиков», причем первые практикуют значительно более брутальные методы лечения душевнобольных^[8].

Клиническое постижение психопатологии в 20-м веке начинает отходить от строго научных критериев и сменяется отстраненно-изучающим подходом с высвечиванием потенциально-позитивного восприятия безумия. Психиатр-философ Карл Ясперс, очевидно в резонансе с феноменологией Э. Гуссерля и экзистенциализмом М. Хайдеггера, предполагает, что «на начальных стадиях шизофрении расстройство часто (хотя и не в большинстве случаев) принимает форму космического, религиозного или метафизического откровения. Тут словно открывается на время первоисточник фактического существования. Данный факт в высшей степени удивителен: это тончайшее и глубочайшее понимание, эта словно выходящая за пределы возможного, эта исключительная творческая продуктивность в сочетании с блистательным мастерством. Даже говоря о дезинтеграции бытия и души, мы можем постулировать с полной уверенностью — это то, что возникает новый мир^[9].

Видный идеолог экзистенциализма в психиатрии, Медард Босс полагает, что шизофреник открывает какое-то недоступное большинству измерение бытия, то есть он в высшей степени чувствителен к «сокрытому». Но, не будучи способным выразить этот опыт «сокровенного» в поэзии, философии, религии, такой человек становится больным.

В бурных 60-х годах 20-го века харизматичный «антипсихиатр» Р.Д. Лэинг трактовал шизофрению как этап естественного исцеления, выход в царство «сверхздоровья», который происходит когда неуверенный в своей идентичности шизоид переживает тревожные состояния по типу «поглощения», «прорыва» и «окаменения» и тогда воображаемые миры и фантазия заменяют реальность, преодолению которой Лэинг призывает «учиться у шизофреника»^[10].

Так, к нашему времени замыкается круг и «гуру от психологии new age направлений» приближаются к новому культивированию «мантики».

Клиническое приближение

Шизофрения — одна из самых интригующих болезней наших дней с безошибочно узнаваемой симптоматикой, но, абсолютно необъяснимой с позиций анатомии, физиологии и психологии.

Учение о шизофрении выделилось «в сухом остатке» после того, как остальные виды умопомешательства были в той или иной степени успешно распределены по признаку причины их возникновения. В конце 19-го века профессор Гейдельбергского университета Эмиль Крепелин, действуя «клиническим методом» по принципу «единство симптомов приводит к единому исходу» выделил три формы специфического сумасшествия: параноидную, кататоническую и гебефренную, приводящие к характерному инвалидизирующему состоянию — особому необратимому дефекту рассудка, что было им обозначено как dementia praeсox (раннее слабоумие)^[11]. Спустя десятилетие (1911) швейцарский психиатр Э. Блейлер попытался объяснить это психопатологическое явление на основе смысловой концепции сути этих расстройств как «схизиса — расщепления» всех сторон душевной деятельности больного^[12].

Следующие шаги клиницистов по осмыслению «болезни Блейлера — шизофрении» привели к важному различению так называемых позитивных и негативных, то есть «+» и «-» симптомов, обязательно присутствующих в картине шизофрении. К первым относится возникновение психопатологических знаков, словно бы избыточных для душевной деятельности, таких как бред, галлюцинации, особые вычурные телесные ощущения; вторые отражают выпадение присутствующих в норме функций душевной деятельности: обеднение интеллекта, утрата радости, потеря интересов, трудность волевых усилий, односторонне неадекватная либо монотонная активность одной из личностных характеристик с неминуемым упрощением — схематизацией либо стертостью — индивидуальных различий.

Приметными вехами пути к приближению понимания шизофрении в 20-м веке были: а) идентификация К. Шнайдером так называемых «симптомов первого ранга» включающих бред отношения, слуховые галлюцинации в форме диалога и комментирующих голосов, синдром Кандинского — Клерамбо (интерпретированное ощущение воздействия и управления извне^[13]) и, б) в общем-то малонаучное описание Г. Рюмке своеобразного «praecox gefuhl» — в свободном переводе, привкус шизофрении, отмечаемого опытными психиатрами при восприятии «инаковости» пациента^[14].

Ныне в практике диагноз шизофрении основывается на следующих признаках: 1) Наличие семейной отягощенности, как правило, в виде наличия «шизофренногенных родителей»; 2) Начало в периоде, предшествующем достижению настоящей взрослости; 3) Наличие симптоматики, относящейся к кататоническому (двигательное возбуждение или ступор), гебефреническому (дурашливая расторможенность или катастрофическое искажение влечений), или параноидному (чувственный бред с ощущение влияния, воздействия, автоматизма) регистру поражения психической деятельности; 4) Обязательное личностное и социальное снижение, последующее (а иногда предшествующее) психотическому приступу и проявляющееся субъективно ощущаемой нехваткой энергии для жизни и объективно наблюдаемой социальной деградацией либо в виде отказа от целенаправленной активности, либо в виде неадекватной активности, отражающей странность и чудачество.

Объяснения шизофренической болезни многочисленны, разнообразны и порой причудливы. В целом их можно разделить на два направления: клинико-физиологические, физиологические и психологические.

Начнем с первых, отбросив совсем уже экзотические предположения, типа вирусной природы этого заболевания, предлагаемых «романтиками и авантюристами»: от психиатрии^[15], от патанатомии^[16], от научной фантастики^[17].

Объяснение шизофрении с позиций биологической психиатрии наиболее корректно представлено в так называемой гипотезе Кроу, согласно которой позитивные расстройства (бред, возбуждение, галлюцинации, враждебность, дезорганизация мышления) обусловлены биохимическими нарушениями в дофаминэргической системе, тогда как негативные расстройства (аффективная тупость, эмоциональная отгороженность, аспонтанность, пассивно-апатическая изоляция, стереотипия мышления) происходят вследствие вырождения клеток и структурных изменений мозга^[18].

Примечательна в приближении к объяснению шизофрении стала работа недоброго гения советской психиатрии и вдумчивого клинициста А. Снежневского, названная в средневековой традиции по латыни «Nosos et pathos Schizophreniae^[19]». В этой работе, переведенной на европейские языки, основополагающим стал тезис о дихотомической, т.е. диалектически двойственной природе этого заболевания. Смысл в том, что шизофрения невозможна без наличия двух составляющих — предрасположенности к ней (патос) и собственно клинического ее проявления (нозос). Сочетание в различных констелляциях этих компонентов дает разнообразные формы шизофрении. В категорию «pathos» входит не только наследственность, но и конституциональные особенности личности, в то время как «nosos» представлен характерной симптоматикой, производной от них.

Однако, ограничивая понимание шизофрении биологическими моделями, мы сталкиваемся с неумолимыми статистическими выкладками, иллюстрирующими серьезный «разнобой» диагностики этого заболевания в зависимости от времени, местности и доминирующей научной школы. Планкет и Гордон^[20], проанализировав ряд эпидемиологических обследований, выполненных в США за 42 года (1916-1958 гг.), приводят сведения о количестве психически больных на 1 000 населения: — от 53 до 333. Таковое различие на порядок не отменяет, однако, единодушие клиницистов в признании основных психопатологических признаки диагностики шизофрении, включающих: аутизм, нарушения мышления, обеднение социальных взаимодействий и специфическую психотическую симптоматику с нарушением поведения.

Психологические интерпретации уместно начать с психоаналитических позиций. Здесь гений Фрейда, хотя и не столь впечатляющий применительно к психозам, открыл дорогу к восприятию бреда и галлюцинаций как синдромов, выражающих глубокий интрапсихический конфликт, точнее символическую защиту от непереносимого знания. Шизофрения была объяснена перемещеним эротического интереса с объектов внешнего мира во внутренний мир больного^[21]. Вероятно, элегантно предложенный фрейдовский термин «аутоэротизм» был трансформирован Блейлером в «аутизм» для обозначения основного шизофренического расстройства.

Наблюдение за психотическими пациентами привело К.Г. Юнга к поразительной мысли о существовании архетипов коллективного бессознательного — «Эти мотивы ни в коей мере не выдуманы (erfun­den), они найдены (vorgefunden) как типичные формы, спонтанно и универсально встречающиеся в мифах, сказ­ках, фантазиях, снах, видениях и бредовых идеях^[22]».

Психоаналитики следующих поколений высвечивали новые грани. Так, М. Клейн объясняет патологическим «нарциссизмом» последующую «регрессию к расщеплению и проекции^[23]».

Жак Лакан проводит границу между нормальной и шизофренической психикой в том, что последняя лишена способности к различению истинности и иерархичности реальности: «Обратите внимание, сколько в нормальных субъектах, а, следовательно, и в нас самих, происходит вещей, которые мы постоянно стараемся не принимать всерьез. Вполне возможно, что главная разница между нами и психически больными в этом и состоит. Именно поэтому в глазах очень многих, даже если они не отдают себе в этом отчет, психически больной — это воплощение того, к чему может привести привычка принимать вещи всерьез^[24]».

Представители так называемого психо-антропологического направления указывают на роль воспитания по типу «двойного запрета» — при кажущемся выборе происходит неизбежная фрустрация, что приводит к утрате волевых импульсов и «наученному бессилию^[25]».

Экзистенциально мыслящий психиатр Л. Бинсвангер предполагает в основе шизофрении расстройство «способности позволять вещам быть», или, другими словами, «неспособность безмятежно пребывать среди вещей». Психическая болезнь в его представлении есть высшая степень «неподлинности, когда нарушается целостность существования», модус «заброшенности» доминирует над всеми остальными личностными мотивациями, в то время как основной характеристикой психического здоровья Л. Бинсвангер считает трансцендирование, выхождение за собственные пределы^[26]».

Хронологически последней попыткой интерпретации шизофрении с точки зрения психологии является работа Н. Линде, сводящего причины шизофрении к тому, «что не в силах справиться с эмоциями, больной начинает ненавидеть себя, соответственно абсолютно насильственно управляя собой в целях подавления любого чувственного контакта с реальностью^[27]».

Явление шизофрении

С момента выделения этой нозологии ученые пытаются выявить если не причину, то патологический механизм, определявший бы и внятно объяснявший весь комплекс шизофренической симтоматики. С точки зрения анатомии, физиологии и биохимии впечатляющих результатов пока не получено. Достоверным успехом можно считать лечение острых психотических приступов и депрессивных состояний с помощью психотропных средств, однако это не приближает к разгадке патоморфоза данных состояний.

В зависимости от типа течения шизофреническая болезнь подразделяется на несколько форм, приводящих к определенной степени дефекта. Под дефектом понимаются необратимые изменения личности к худшему — потеря обретенных в процессе развития навыков, нарастание поведенческой неадекватности и астено-абулия — снижение возможностей волевого напряжения. Подмечена закономерность — чем ранее начинается болезненный процесс, тем к большей дефектной несостоятельности он приводит. Наиболее удручающим является детский тип шизофрении, образующий олигофреноподобные изменения личности.

Психопатология шизофрении включает в себя специфические синдромы, не встречающиеся при других душевных заболеваниях. К ним относятся: А) Кататоническая симптоматика — двигательная патология, проявляющаяся либо утрированной податливостью мышечных реакций — «восковидная ригидность», либо ступорозным оцепенением, завершаюшимся «позой эмбриона»; Б) Гебефренический синдром — «дурашливое манерное возбуждение^[28]; В) Параноидный синдром, проявляющийся сочетанием бреда и галлюцинаций с непременным компонентом «чуждости и воздействия^[29]».

Частые сопутствующие синдромы представлены аффективной патологией в виде чередования депрессивных и маниакальных эпизодов, и наименее специфическим невротическим регистром синдромов: ипохондрический, навязчивый, психопатоподобный и прочие. Несколько особняком стоит деперсонализация — формально невротическое, но вне шизофрении не встречающееся клиническое явление.

Абсолютно не типичны для шизофрении припадки типа эпилептических. Прослеживается очевидная генетическая обусловленность шизофрении — родственники пациентов отличаются своеобразными характерологическими чертами, потомство пациентов имеет достоверно большую вероятность заболеваемости.

Патопсихологический подход позволил верифицировать весьма важные особенности мышления лиц склонных к шизофрении. Спектр шизофренических расстройств познавательной деятельности включает следующие моменты, которые мы процитируем, согласно^[30]: «Berringer заключает, что суждения больных шизофренией каждый раз словно строятся заново и задачи выполняются без учета предполагаемых опыта и знаний. Cameron говорит об «overinclusion» — «переполненности включаемыми факторами» — когда в процесс умозаключения вносятся все возможные варианты, признаки, стимулы и категории, абсолютно иррелевантные, имеющие сколь угодно отдаленное отношение к поставленной задаче. М. Лебединский (1937) вводит понятие «патологический полисемантизм» — освобождение элементов речи от контекста, когда слово получает любой, малозависящий от ситуации смысл. Л. Выготский формулирует это как уравнивание вероятностных значений того или иного слова».

Так экспериментальными данными подтверждается большая способность шизофреников по сравнению со здоровыми находить сходство между разнородными объектами. Это свойство трактуется как «актуализация латентных признаков» типа ответа на вопрос «Что общего между ботинком и карандашом? — Оба оставляют след» и привлекается в качестве объяснения причудливости или нестандартности или своеобразной креативности шизофренического мышления.

Для того, чтобы познакомиться с настоящей реальностью данной эндогении, приведем три описания проявления шизофренической болезни, в первом из которых, автор, на одном из туристических сайтов описывает собственный психотический опыт, во втором — актуализируется просьба о помощи, третье представляет собой профессиональную оценку звучания психической патологии в творчестве известного поэта. Мы цитируем данный пато-биографичесий материал по принципу нарастания интенсивности эндогенного процесса, что позволяет проиллюстрировать зависимость неблагоприятности прогноза от нарастания негативных симптомов, которые в первом случае звучат как «нарушения здравого смысла», во втором — как субъективно осознаваемое ощущение собственной измененности, а в третьем — как полное отсутствие «объяснения себя». Ценность приведенного материала состоит в их абсолютной фактологической достоверности. Итак,

Явление 1:

Начало ноября, и я решилась… Поехала не ради себя и своего удовольствия, а повидать родителей друга, в которого была влюблена. Еще раньше мой друг предлагал мне выйти замуж за его брата, и я ответила, что сделаю это, лишь бы только он был немного счастливее и, конечно, мне также хотелось сделать счастливым его брата. Я буду в моем рассказе называть моего друга Санни, а его брата Рагху.

Мотивационные устремления предпринимаемой активности явно (если не сказать, парадоксально) противоречат собственным интересам, окрашены мелодраматизмом и легкомысленным отношением к возможным последствиям.

Я познакомилась с родителями, они оказались неразговорчивыми людьми. Моей целью было поведать им о Рейки на примере своего опыта и вдохнуть в них новую жизнь через это. Несколько дней я не могла начать разговор о Рейки, не было подходящего случая. по вечерам, чтобы немного развлечься, я стала играть с детьми. Я им показала немного бхаратнатьям, и они были восхищены моими познаниями в этом.

Прослеживается недостаточный учет возникшей межличностной ситуации с пренебрежением к адекватной оценке интересов и ожиданий окружающих и центрированием собственной «мессианской» функции с исканием подтверждения через приглашение окружающих к любованию собой.

Родители просто уснули под мое монотонное чтение. Но мне предстояла веселая прогулка, и я с нетерпением ждала Рагху. Рагху захотел угостить меня спиртным, он купил целую бутылку. Рагху не беспокоился, он вел машину и при этом пил, говоря, что знает меру. Я же была готова танцевать под любую музыку. Я проронила слова о моем желании сделать его счастливым, Рагху спросил, люблю ли я его, и я понятно молчала, тогда он поставил вопрос по другому, нравится ли он мне, и если да, я должна была его поцеловать. под воздействием алкоголя я потеряла гордость, и призналась в любви. Мы сидели и не могли нацеловаться, Последний поцелуй был уже перед дверью. Я порхала от счастья любви и решила сделать чай для любимого, но домработница не поняла меня и решила сама спросить про чай у Рагху, а тот просто отказался от него,

Игнорируя «отрицательный ответ реальности» применительно к родителям, пациентка готова ввергнуть себя в новый сюжет, при этом демонстрируя «двойную бухгалтерию сознания «- она отдает себе отчет в том, что ее партнер действует, по меньшей мере, манипулятивно, но охотно «ведется» на все, что связано с «высокими» в ее представлениями, поступками партнера, частично понимая его неадекватность, но придавая довлеющее значение ее потребности в «необычности». Обыденность ее не смущает, мечтательность «как должно быть красиво» определяет утреннее поведение, вне зависимости от его уместности в принятых правилах.

Я купила дорогое панджаби, посчитав это необходимостью. В этот же день Рагху предложил мне сходить на дискотеку, а вернувшись, я все-таки решилась завести разговор о Рейки. Тогда я решила позвонить одному знакомому по интернету, Ранджиту, он ответил, и, через час он уже приехал за мной в бюро. Пока я его ждала, я познакомилась с Раджешем, служащим бюро, который дал мне свою визитку и тоже был готов показать мне окрестности.

Фон настроения становится все более взбудораженным, появляется некритичная потребность новых приобретений и впечатлений, сочетающаяся с пренебрежением требованиям безопасности и фиксацией на собственных фантазиях, сохраняющих присутствовавший доселе мотив убежденности в собственных экстраординарных способностях. Приподнятость настроения обуславливает как легкость знакомств, так и наделение новых персонажей увлеченностью, когда это соответствует ее доминациям.

Целую ночь я бодрствовала, но тело уже мне не принадлежало: я жила душой и чувствами. Иногда я смотрела в окно, был час ночи, и я видела в соседнем доме ребенка, смотрящего мультики, я смеялась про себя и говорила — «И в кино ходить не надо, такой поздний час, а кто-то готовит обед, смотрит телевизор. Весь мир сошел с ума: войны, бедствия, боязнь смерти…» Так я и дожила до утра, не сомкнув глаз.

Нарастание маниакального психомоторного возбуждения, характеризующегося отсутствием потребности в отдыхе, отказом от анализа происходящего и легко причудливым ощущением того, что все в мире имеет непосредственное отношение к ней и в высшей степени значимо для нее.

А на утро сказала себе: «Хватит, я еду обратно, куда приехала». Я с кошельком и паспортом отправилась искать банк, чтобы побыстрее расплатиться с отелем.
Банк, в который я вошла, был тоже как в фильме, не похожий на банк совершенно. Мне не было выдано никакой квитанции, но деньги я получила и пошла обратно в отель.

Как переезд, так и смена места жительства не подчинены разумному целеполаганию, и не могут быть логически объяснимы. Продолжают работать лишь самые глубокие рефлекторные механизмы само-сохранения, но и те вскоре отказывают, поскольку напор эйфории доминирует.

Мне казалось, я дошла до места, но вывеску как будто сменили. Магазины казались тоже нереальными. Я зашла в один из них, и мое внимание привлекла кукла с кнопкой. Я купила эту куклу, После этой покупки я, не унывая, шла вперед, и ноги занесли меня в автобус, и я видела улыбающихся мне людей, и мне тоже стало весело, и я улыбалась в ответ. В конце концов, поняв, что еду я в никуда, я вышла из автобуса и стала вдыхать пыль улиц, хотелось слиться с индийским народом, испытать все трудности их жизни. Я решила идти пешком, а сердце стало моим направлением.

Именно в этот момент состояние эмоциональной взбудораженности достигает предела и сменяется параноидом. Меняются в восприятии места и обстоятельства. Поступки отныне продиктованы только эмоциями, прогностические свойства разума застопорены. Аффект остается приподнятым, мир сужается до величины собственного отношения к нему.

Я забыла о времени… по пути бедные дети стали просить денег и я, зная, чем это может грозить, дала им 2, 3 рупии при этом поцеловав и пожалев. После этого я обнаружила пропажу кошелька и паспорта. Но делать что-то было надо, идти в никуда сил не было. Тут подскочил один и пригласил в машину познакомиться с братом, и я пошла скорее из любопытства. В результате я оказалась в их машине на заднем сиденье. Мне стало, тем не менее, весело и я почувствовала себя как в кино, тем более, что один из пацанов был похож на одного артиста, который, кажется, играет в фильме «Dil Chahata Hai». Вдруг они остановили машину в нелюдимом месте. Я захотела выйти, но никто меня не выпустил. Он повалил меня, но одежду срывать не стал и сам остался в ней, покряхтел сам с собой. В конце концов, мы опять куда-то поехали. В конечном итоге они все равно меня выбросили на ходу как игрушку, что-то взяв из моих пожитков. Мой путь лежал дальше. Уже было темно, и кругом были бедные лачуги. Откуда-то взялся «добрый», приветливый пацан и увлек меня за собой. Он уверил, что он тоже занимается Рейки, что я должна страдать, что все окупится, я получу вторую ступень, но мне надо что-то сделать, и я не могла понять что. Каким-то образом меня завели в хижину и я, думая, что там никого нет, т.к. было темно, слегла от усталости. Но когда заметила что-то возле себя, сон как рукой сняло. Я встала и хотела уйти, но меня удержали… в конце я только помню, как меня держало несколько человек и они по очереди измывались над моей плотью и душой… Чем больше я сопротивлялась, тем больнее мне делали… «Друзья» отобрали у меня все ценное: украшение, часы, шлепанцы. Я вышла на дорогу и пошла вперед, туда… где до сих пор было сердце, — к нему — в котором была моя жизнь — навстречу любви. Я присела отдохнуть, ко мне подсел офицер в форме как из армии, мне он показался приличным человеком, и я пошла с ним, думая, что он хочет мне помочь. Когда я поняла, что это не так, было уже поздно: мы оказались в каком-то парке одни, и отпускать меня он не собирался. Мои сопротивления ни к чему не приводили, он только сильнее сжимал мой рот и нос, и, чтобы иметь возможность дышать, мне пришлось сдаться.

Далее комментарий не требуется. Происходит страшное. Наверное, только в миролюбивой Индии пережитое пациенткой не привело к летальному исходу. Заслуживает внимание отсутствие гнева, обиды и страха как реакции на происходящее. Немаловажна также прослеживающаяся постоянно тропность к символизму, все сцены словно имеют музыкально-смысловую прокладку из сентиментальных индийских кинофильмов.

Пребывание в чужой стране, закончившееся госпитализацией, судя по тексту сообщения и его заглавию: «Страна, сводящая с ума», не привело к восстановлению адекватного восприятия и критике происшедшего. Однако изначально позитивные личностные черты, преобладание гипертимии (с изрядной долей нарциссизма) явились терапевтически благоприятными факторами для страшного периода потери рассудка, в котором оказалась пациента.

Состояние описанное здесь, несомненно, относится к приступу шизофрении однако в силу высоких адаптационных ресурсов, болезнь в данном случае не достигла степени катастрофы.

Я встала, и уже точно ничего не соображая, в шоке, но все еще в сознании, побрела, куда глаза глядят. Так я попала в полицейский участок, где все приняла за игру-шутку. Они с Российским посольством связались, приехали оттуда. Но заявление я написала в виде шутки, типа я снимаюсь в фильме «Dil Chahata Hai 2», что хочу, чтобы русский и индийский народ были бы вместе, подписалась же я именем с фамилией Чакраборти. Понимая, что это бред я приписала также joke Diwali. В конце моего скитания, я попала в госпиталь, который назывался IHBAS — Institute of human behaviour and allied sciences, довольно неплохое название для сумасшедшего дома. Уже после лечения мне нелегко было расставаться со всеми, ведь я научилась у них питаться как бедные люди, мыться, стирать, спать с комарами, обходиться без туалетной бумаги… Меня спросили, счастлива ли я, уезжая? Это моя игра «Dil Chahata hai 2», и я в ней проиграла. Разве могу я быть счастлива?

Явление 2:

Уважаемый С.А. Взываю к Вам о помощи. Я свихнулась, когда показалось, что надо говорить «осмысленно», т.е. осознавая смысл каждого слова. Моя постоянная задумчивость над смыслом слов привела к тому, что мне внезапно открылось, что человек, осознающий смыслы слов и их ассоциации, может легко управлять действиями других людей.

У меня в макушке как-бы открылась дырка, из которой вытекала энергия. Потом из меня потекли слова, я в упоении проводила дни за пишущей машинкой, значения слов раскрывались легко и через смыслы слов можно было объяснить абсолютно все в мире. И я решила, что это происходит сотворение мира, а я, соответственно, Бог-Отец. Потом я догадалась, доказав логически, кто из моих знакомых есть Сын и Дух и радостное, эйфорическое состояние сменилось страхом наказания, паникой. Я уже догадалась, что моя мать — это Смерть. (А почему? Да потому, что мать — «сыра земля» — вот примеры моей «раскрутки» слов). Стал надвигаться Конец Света и я поняла, что я, все-таки, не Бог-Отец, а, скорее уж, Богоматерь. И это было совсем страшно, поскольку у меня была физическая близость с тем, кого я восприняла как Сына. И от этого должен был наступить Конец Света. Подтверждения были на каждом шагу — я ощущала сильный пугающий жар в голове (я догадалась, что жар возник от того, что я зажгла свечку в форме ангела — а ведь это ужасно). Так вот, я еду в машине и молюсь, а радио говорит: «Рискуешь очутиться в зоне вечной мерзлоты». Какой дух мог сказать такую удивительную фразу? Ну не могла я ее сама придумать. И я понимаю, что меня таки уловили. Кто подстраивает такие удивительные совпадения? Такое впечатление, что несет какой-то волной, и люди, с которыми говоришь, говорят как бы не сами, а как актеры по сценарию. Была уверенность, что именно я должна остановить Конец Света. Но я ошиблась и тут я оказалась бессильной, меня схватили и привязали за руки и за ноги ремнями к койке. В больнице я была 8 дней, но думаю, что врачи не поняли мою болезнь. Я была еще абсолютно сумасшедшей и беспомощной, когда меня выписали, восприятие мое оставалось прежним!

Так вот. Это только общая канва. Были еще аномальные явления, никак не объяснимые галлюционациями, было много невероятных совпадений и вещей просто мистических — хватило бы на целую жизнь. Психиатры вообще не интересовались, что со мной происходило, удивительное отношение — будто у меня был насморк и прошел и они удивляются, зачем я к ним хожу и что мне от них надо. Пошла к психотерапевту, рассказала, тот ответил: «Это было измененное состояние сознания, у Кастанеды подобное описано, но вообще-то об этом не стоит говорить, а лучше поговорим, какие сейчас проблемы». Когда я обратилась к священнику, тот сказал: «Я таких историй сотни слышал, тут нет ничего интересного, можно не продолжать, а -пост-молитва-исповедь-причастие». А я никак не могу согласиться, что такой яркий и страшный опыт не имеет никакой ценности, я думаю наоборот — это главный опыт моей жизни.

Сейчас бы хоть половину того! Так вот года два после болезни кое-как просуществовала, потом впала в жуткую полугодовую депрессию: безнадежность и бессилие, умственная усталость. Очень много думала, очень много читала православной литературы, часто насилуя себя. От усталости и ухудшение памяти — три раза за месяц забывала карточку в банковском автомате. Годы уже бьюсь, чтобы понять, что это у меня: шизофрения — МДП — бесоодержимость (личная или наследственная? )

У матери были реактивные психозы, приступы один за другим. Отец — тяжелый психопат, практикует оккультизм. Когда, после 16 лет необщения я обратилась к нему, он прислал мне глупые стихи сорокалетней давности о том, как за ним, якобы, «гонялся гос-ком-без», но он «тихо удалялся в лес. Прадед, говорят, был колдуном. Так что же вызвало болезнь? Моя общая греховность? Или это конкретно наказание за связь с женатым человеком? Следствие увлечений оккультизмом? Следствие дефектов характера? Или это избранность? Способность к более тонкому, чем у других людей, восприятию? Что было пусковым механизмом — стрессы на работе, внезапно обуявшая меня самоуверенность (гордыня), неправильная любовь, жажда самоутверждения, то, что подруга делала мне рейки? Почему энергия вытекала из макушки? Почему я вообще могу иногда чувствовать энергии?

О.Л., 36 лет, разведенная, детей нет, журналист.

Автор этого аутентичного текста перенесла острый психоз, при котором «образность переживаний, выявляемая на начальных этапах психоза, при более глубоких степенях нарушения психической деятельности достигает степени визуализированных, аффективно-насыщенных, сновидных, красочных видений, сцен. Фантастичность психоза нарастает по мере его утяжеления (от «земных» фантазий до мистико-космических нелепых построений, «сценоподобной образности»^[31]. Признаком отличия шизофрении от другого эндогенного заболевания — маниакально-депрессивно психоза (МДП) является обязательное наличие негативных симптомов. Даже в приведенном фрагменте текста их можно выявить как в виде специфических нарушений мышления (присутствие двух равновыраженных взаимоисключающих точек зрения относительно состояния, соскальзывания и перескакивания вследствие «шперрунгов» — «закупорок мышления», придание равной значимости объективно разным жизненным явлениям), так и эгоцентрическому стилю изложения, очевидной склонности к ауто-демонстративности.

Явление 3:

«Вчувстованию» в патологогический процесс нам помогут три пространные цитаты, посвященные творчеству душевнобольных. В первой из них (А) приведена концепция корреляции патографических произведений в психиатрической клинике с типами негативных изменений при шизофрении, во второй (Б) — свидетельство несомненного деструктивного процесса в произведениях талантливого и известного литератора, в третьей (В) — художественный очерк, отражающий восприятие писателем характерной картины эндогенного дефекта.

А.

«Наше исследование проводилось в Научном Центре Психического Здоровья РАМН в 3-м и 4-м отделении среди больных с разными формами шизофрении. Всего было в исследование входило 11 человек, с 6-ю из них была проведена клиническая беседа и патопсихологический эксперимент, результаты которых вполне соответствовали клиническому диагнозу.

В классическом труде «Строение тела и характер» классик немецкой психиатрии Э Кречмер вводит понятие «психоэстетической диспропорции^[32]». Эту концепцию он поясняет следующей метафорой: «Шизофреник хрупок как стекло и туп как дерево». В исследованной нами выборке стихотворных произведений мы обозначим их соответственно — модус «стекла» и модус «дерева».

Стихи, отнесённые к модусу «стекло» можно охарактеризовать следующим образом: недоступность эмоциональному резонансу, отгороженность, аутичность, неадекватность, изолированность, гипердинамичность, импульсивность, резонёрствование. В стихах нет образов коллективного бессознательного, а скорее присутствует причудливая игра собственных страстей. В стихотворениях бросается в глаза вычурность образов, сверхдраматизм, эмоциональная неадекватность и интеллектуальная парадоксальность.

Стихам, отнесённым к модусу «дерево» — присуща заторможенность, замедленный темп, поверхностная реакция, эмоциональная тупость, тривиальность, статичность, банальность. В стихах проявляется вязкость и монотонность, равновыраженность оборотов, невыразимость, выхолощенность, интонационная сглаженность, отсутствует акцентирование понятий.

О двух психопатологических механизмах говорит проф. В.Ю. Воробьёв, в докторской диссертации под названием «Интегративная модель шизофренического дефекта», где делается вывод о том, что шизофренический дефект состоит из сочетанности двух радикалов: псевдоорганического и психопатоподобного^[33]. Здесь опять можно предположить корреляцию между модусами «стекло-дерево» и этими радикалами. Псевдоорганическому радикалу свойственна брадифрения, как при клещевом энцефалите, т.е. замедление психической активности, это соотносится с типом «дерево». А психопатоподобный радикал проявляется в изменении личностных черт в сторону неадекватности, чудачества, шизотипизации, аутизации, остраннения, что соотносится с модусом «стекла».

Стихотворчество, которые мы относим к доминированию первого модуса патопсихологических механизмов, то есть «стекла», мы хотели бы проиллюстрировать следующим стихотворении. Данное стихотворение принадлежит женщине, находящейся в остром психотическом состоянии, которое характеризуется смешанным маниакально-депрессивным аффектом, а также обилием слуховых и зрительных псевдогаллюцинаций, приобретающих на остроте состояния мегаломанический оттенок. Пациентка считает, что от её мнимой беременности зависят судьбы вселенной, её бред вирирует от сюжета того, что она является матерью всего сущего, до того, что движением её души поддерживается ритм Вселенной.

Беременная луна
Разметалась бледна
Голубые губы луны
Искусаны
Голубые руки луны
В травах спутаны
А живота свечение
Кесаревым сечением
Месячное кровотечение
С помятых её простыней
Льётся ленной крови река
Рвёт луна на себе облака
И к земле спадает рука
В брызгах белого облака
О возрадуйся, МАТЬ ЛУНА!
По склону звёздного дна
Покатилась дитё луны
Дочь луны
Серебра ребёнок
Свет ночей
О чудо лунёнок

Разбор:

Образ беременной луны поражает своей вычурностью, он не поддается психологическому вчувствованию. Здесь согласно широко распространённой концепции проф. Ю.Ф. Полякова, мы говорим об очевидной актуализацию латентных признаков при шизофрении здесь, то есть круглость луны сопоставляется пациентом с округлостью женского живота.

Следующая строфа: «Разметалась бледна» представляет из себя паралогическое продолжение, не связанное цепью метафорических ассоциаций с предыдущим образом. В природе мы не можем наблюдать и в своей внутренней картине мироздания мы не можем представить, чтобы луна была размётана, расплывчата, размечена по небу. Здесь разрушается гештальт луны как цельного образования. Наше сознание ставится в тупик, мы испытывает фрустрацию перед непонятным и неожиданным образом.

Переходим к следующей строфе: «Голубые губы луны». Нужно достаточно изощрённое воображение, для того чтобы коричневатые лунные кратеры представить в виде голубых губ. В дальнейшим в стихах получает своё отражение аффективная картина психотического состояния из стихотворения отчётливо проступает витальная боль, страдание, дистресс, который однако не может быть разделён читающим в силу его психологической непонятности, невчувственности.

Так с «Голубыми руками луны» мы слышим: «В травах спутанны». Подобное «сопоставление несопоставимого» мы видим в патопсихологическом феномене шизофазии или разорванности речи, поскольку голубые руки никак не могут быть ассоциированы со спутанностью трав. В дальнейшим автор продолжает свою причудливую, вычурную и непонятную логику, опираясь во многом не на смысловое значение материала, а на звуковые ассоциации: «свечение живота», трудно представимое в реальности немедленно переходит в «кесарево сечение», здесь мы вновь имеем дело с шизофазическим феноменом.

Классической его иллюстрацией служит обрывок шизофазической речи в медицинской энциклопедии:

Родился
в Гастрономе № 22
по улице Герцена
по профессии бухгалтер
по призванию своему экономист
электрическая лампочка горит от 120 кирпичей
потому что структура её похожа на кирпич^[34].

Итак, идя по каждой строфе, мы находим в каждой из них патологические аллитерации. А также мы обнаруживаем интересный феномен, состоящий в том , что в творчестве больных шизофренией смысл имеет тенденцию приноситься в жертву звучанию, мелодизму. Смысл обозначаемого в данном случае не соответствует субъекту обозначаемого, для больного важно звучание обозначаемого, а не смысловая его характеристика. Этот феномен, когда смысл всегда жертвуется ради звука, выявлен в творчестве больных шизофренией в процессе данного исследования, как в модусе «стекла», так и в модусе «дерево», но, главным образом, модусе «стекла».

Модус «дерево». Одной из находок также обнаруженной нами в модусе стихотворных произведений относящихся к феномену «дерево» является деперсонализация. В этих стихах нивелируется личность их создателя-стихотворца. Они могут быть атрибутированы любому человеку, ведь в самом феномене творчество всегда в той или иной мере присутствует творец. В богословских концепциях человек является образом Бога, а в человеческом творчестве мы видим самого творящего. Например, в картинах Дали мы видим в какой-то мере самого Дали, в стихах Пушкина мы всегда улавливаем живость речи, импульсивность, быстроту ассоциаций, присущую гипертимическому характера Александра Сергеевича. В тоже время в стихотворчестве, выделяемом нами под условным именованием «дерево», мы видим абсолютную деперсонализацию, в смысле утраты персоны, личности в творчестве. Эти стихи, если не знать то, что их написал определённый человек, могут быть с таким же успехом присвоены совершенно другому пациенту, находящимся в аналогичном патопсихологическом состоянии.

Для того чтобы проиллюстрировать это, нами было обращено внимание на следующий феномен. Иногда такого рода пациенты вырезают какие-то стихи из журналов и газет, меняют в них несколько глаголов или местоимений и предъявляют их исследователю в качестве собственного творчества без всякого стеснения и на наводящий вопрос исследователя: «Но это вы прочитали и это просто видоизменение того, что вы прочитали». На что мы слышим ответ: «Но ведь видоизменение проведено же мной!» Отсюда мы делаем заключение о признаках размывания личности в такого рода произведениях.

Если в «Стекле» идёт гипертрофирование личности, её сверхдоминирование, то в «дереве» мы видим её постепенное исчезновение, в котором, собственно, и проявляется основной феномен шизофрении, сводимый к обезличиванию, то есть здесь происходит просто утрата личностных особенностей.

В начале анализа феномена «дерева» вырисовывается: обезличивание, и деперсонализация как тенденция ухода от индивидуального начала. Давайте, обратим внимание на следующее стихотворение, принадлежащее больному шизофренией, которая, согласно диагнозу, протекает в её психопатоподобной форме с нарастанием негативных личностных черт по типу патологической деформации личности.

Я всегда одеваюсь по форме
Щеголяю в чём мать родила
Пульс нормальный, давление в норме
И в порядке другие дела
Хорошо бы врачу дать по морде раза
Заверяют — не наш метод
Тогда придётся финкой по глазам
Был бы удар меток

Забудь пристрастья к многословью
К строкам , что лирик сочинил
Сегодня прозу пишут кровью
За неимением чернил

Вдумаемся, что же по сути это значит, а это значит не что иное, как набор абсолютных штампов, в которых нет интенции, нет отношения. Мы видим штампы, более или менее укладывающиеся в избранный пациентом стихотворный размер, но не несущие в себе ни смысловой, ни эмоциональной нагрузки. Пациенту в данном случае, по сути, все равно, что сказать, он словно подбирает камешки любого цвета, любой формы и втискивает их таким образом, чтобы они просто заполняли ряд. В качестве такого рода камешков служат устойчивые словесные стереотипы, которыми полна наша цивилизация.

• «одет по форме»,

• «выглядеть, в чём мать родила»,

• «давление в норме»,

• «дела в порядке».

Для стихотворений модуса «дерево» характерно, что каждая строчка являет собой эмоционально бедный и интеллектуально мало осмысленный фрагмент, при этом относящийся к тому, что в литературе получило устойчивое наименование штампа. Проследим на примере данного стихотворения, что каждая строка представляет собой констатацию некоего факта, не влекущего за собой дальнейшее продолжение. Каждый штамп может быть уместен и информативен, в случае, если он взят в контексте личностной реальности, личностного отношения к происходящему. А здесь всё равно как, если человек идёт по лесу и берёт то травинку, то муравья, то камешек, то шишку, но при этом каждому из этих разнородных предметов он присваивает одинаковое значение, не выделяет ни одной его содержательной характеристики, в то время как признак подлинного творческого отношения, является высвечивание. Как говорили французские сюрреалисты: смысл поэзии — это видеть чудесное в повседневном. Здесь же, наоборот, видится повседневное в чудесном, могут быть взяты любые, абсолютно любые, без ранжирования, без вникания, без порядка, без смысла любые блоки, которые укладываются в более или менее ритмически стройные строфы. Именно это мы называет «дерево» в силу его обездвиженности, поскольку жизнь есть спонтанность, поскольку существует противопоставление и в настоящем культуральном менталитете существует противопоставление технологии и спонтанности. Это можно проиллюстрировать древним афоризмом: «всё живое — оно растущее, мягкое и гибкое. А всё омертвевшее это застывшее, твёрдое и неподвижное». И как сказал один восточный мудрец: «Я вот стар, но мудр. Почему? Потому что у меня старые подвижные зубы, но мягкий, как у молодого язык, он всегда может говорить, и пока мой язык подвижен, гибок и мягок, я жив, пусть даже будут у меня старые зубы^[35]».

Б.

«В 1939 г. Хармс поступает на лечение в психиатрическую больницу, и после выписки получает медицинское свидетельство о заболевании шизофренией.

Поэзия Даниила Хармса состоит из отдельных, порой не связанных между собой фраз, которые, тем не менее, создают атмосферу определенного стихотворения, а его неологизмы заполняют весь возможный смысловой спектр: от понятных слов до звукоподражательных буквосочетаний.

«Все настигнет естега:
Есть и гуки, и снега…
А ты, тетя, не хиле,
Ты микука на хиле».
(«Радость», 1930 г. )

Или:

«Думы шатая живого леща
Топчет ногами калоши ища».
(«Мяч летел с тремя крестами…», 1930 г. )

Однако, чем дальше, тем больше алогизма и разорванности: так, в стихотворении «Скупость» (1926 г.) мы встречаем лешего, который характеризуется как «людий враг». Необычно, но еще понятно. Но чуть дальше уже менее понятно «мерцает дочь»^[36]».

«Как — то бабушка махнула
И тотчас же паровоз
Детям подал и сказал:
Пейте кашу и сундук»

«Ночь свистела —
Плыл орел.
Дочь мерцала —
Путник брел».

В.

Рассказ «Случившееся»^[37]:

Она была девочкой, когда случилось несчастье с отцом. Полусонная, она видела в комнате безголосо рыдающую мать, жалко неопрятную в одной ночной сорочке, непричесанную, с отчаянием глядевшую на неподвижную в углу комнаты фигуру отца, уже одетого, только рубашка под пиджаком была еще не застегнута и галстук не повязан. Она видела его бледное, небритое и будто смертное лицо, помнила его молчание, непонятное, тяжелое, и то, как он поцеловал ее колючими, ледяными губами и ушел из дома навсегда в сопровождении троих людей, незнакомых, сумрачных, пахнущих влажными плащами.

Еще ничем не защищенная, она лишь ощутила во всем этом каую-то постороннюю силу, беспощадно отобравшую у нее отца, тихонько крикнула тогда «Папа» — лбом прислонилась к стене и плакала так, трясясь, дергая худыми детскими плечами, трясясь от страха.

Когда три года спустя, она была в пионерском лагере, вызвали мать и сказали ей: «ваша девочка» странно шепчет, отойдет потихоньку в сторону и шепчет, шепчет бессмысленное.

Это произошло после того, как семье сообщили, что отец умер. Ей исполнилось шестнадцать лет и в ней проснулось нечто неудержимое. Она убегала из дома, пропадала до утра, возвращалась вся растерзанная, измятая, будто вывалянная с ног до головы в грязи. И жадно жуя хлеб, ходила по кухне, смеялась, целовала воздух и как-бы обнимала кого-то, делая движения объятий, привсатвая на цыпочки, и все шептала что-то неистово ласковое страстное. Мать узнала: она бегала в парк, встречалась там с группой беспризорных подростков, которые научили ее «взрослой любви» и самым бесстыдным словам.

Сейчас ей за сорок. Она много ест и все время шепчет. В праздники по-особенному оживляется, надевает новое платье, красит губы, глядится в зеркало, нелепо танцует по комнате одна под марши, звучащие по радио, а потом выходит на улицу, радостно сливается с толпой и смеется тихим смехом.

Чрезмерно возбуждают ее скопление людей, торжественная медь духовых оркестров, толпы народа, уличное веселье. Но с той же силой действуют на нее и вид похорон, траурная музыка, скорбные лица людей, черный цвет. Тогда она навзрыд плачет и, не вытирая слез, неудержимо бегущих из ее прозрачных, удивительно светлых, совсем детских глаз, отходит в сторону и, трогая пальцами то место на щеке, куда поцеловал ее когда-то отец, шепчет, шепчет… Что она шепчет? О чем?

Этой литературной миниатюре не откажешь в клинической правде. Ну, чуть преувеличена роль психогенного фактора утраты отца, хотя существует теория life events — «запредельных жизненных событий», являющихся триггерами шизофреноморфной симптоматики. Описательная правда этого этюда состоит в последовательности смены этапов патологического процесса, позволяющего уверенно диагностировать так называемую простую форму шизофрении. Драйв к интроверсии (пассивное безынициативное послушание старшим, уход в собственные эмоции депрессивной окраски) в ситуации столкновения с реальностью подростковой социализации (пионерлагерь) приобретает оттенок психотической неадекватности (уединение, вербальные галлюцинации, когда «шепчет» и, по-видимому, получает ответ). Затем искаженное прохождение пубертатного криза с бесстыдной расторможенностью низших биологических влечений. И, наконец, типичное дефектное «сгорание» личности, пренебрежение эстетическими, социальными и духовными ценностями, формирование собственных ритуалов, отражающих фиксацию на здоровом периоде детства, классическое (по Э. Кречмеру) сочетание нечувствительности к тональности переживаний окружающих ее людей с утрированной сентиментальностью применительно к собственным представлениям.

Осмысление пройденного

Так болеют шизофренией. И теперь, исходя из объективно — клинических данных, наблюдавшихся с древности и систематизирующихся около 150 лет, мы можем положить за основу нашего рассмотрения шизофрении четыре непреложных факта.

Первое (Этиология): Эта болезнь не возникает беспричинно. В ее основе всегда имеется наследственная предрасположенность, обусловленность и значимость.

Второе (Патогенез): Маркером шизофрении является стиль мышления пациента, который характеризуется отсутствием конформности и равновероятностью вариабельности, что отражает степень индивидуального «отсечения от коллективного бессознательного».

Третье (Клиническая картина): вне зависимости от синдромологических категорий (психозы/неврозы) включает в себя динамику регрессии к онтологически нижележащим уровням.

Четвертое (Исход): в любом варианте, при диагнозе шизофрении присутствуют расстройства целеполагания, варьирующие от отказа (невозможности) волевого напряжения — «абулический дефект», до избыточно неупорядоченного (предположительно производного от инстинктуального) проявления воли — «психопатоподобный дефект».

Переходя от рассмотрения интер-дисциплинарных подходов к сути возможной интерпретации шизофренического безумия, мы приходим к предположению о нарушении в данном случае гармоничного соотношения между «усией» и «ипостасью» личностного бытия.

Корректность приложимости богословских категорий применительно к человеческому бытию оправдывается такими факторами, как, во-первых, несводимость личности к сумме качеств, невозможность целостного описания личности в ее статике. Личность подразумевает становление, движение, процесс. Во вторых, характеристикой личности является ее динамическое само-осознавание. Личность обнаруживается как «я» в отношении. Отношения, конституирующие личность включают взаимосвязь с предшествовавшими поколениями, окружающей реальностью и Творцом. Назначением личностности как категории тварного человеческого бытия является спасение, которое в христианской традиции именуется «обожением» — совпадение образа с Первообразом. Кенозис Божества открывает теозис человечеству — смерть и воскресение Бога приглашают человека к воскрешению и бессмертию.

Под «усией» — природой или сущностью человеческого бытия можно понимать витальную общность людского начала, сокровенное общественное единение, предстающее то в виде каббалистичекого Адама-Кадмона. То в форме «мирового сознания» П. Чаадаева, то как явление мистической церковной соборности А.С. Хомякова, то как Софийность В.С. Соловьева и прот. С. Булгакова. Богословие личности утверждает единство человеческого рода в предстоянии перед Творцом, коллективную вину и ответственность, безнравственность стремления к индивидуальному спасению.

«Ипостась» личностного бытия отражает неповторимую ответственность личности относительно собственной природы исходящую из данности обладания свободным самоопределением. Современный психолог, вполне сочувствующий православию подчеркивает, что явление личности есть «нравственно-ценностный выбор». Стать личностью, по мнению Б.С. Братуся, значит — 1) занять определенную жизненную нравственную позицию; 2) осознавать её и нести за неё ответственность; 3) утверждать её своими поступками, делами, жизнью^[38]. Рассматривая далее, «Самоосознание как ипостасная черта проявляется в выборе иметь/быть является выражением свободы самоопределения», — пишет современный богослов арх. Платон^[39].

Человеческое бытие в форме «образа Божиего» наделено жизненным импульсом «elan vital» по А. Бергсону^[40] или «горме» (греч. — стремление) по К. Монакову^[41], под которым понимается творческое побуждение, свойственное уже протоплазмическому уровню и служащее первоосновой инстинктов. И далее: «Усийными или единосущными общеприродными свойствами являются потенции разума, памяти и т.д. Однако каждый человек воплощает в себя сущностные свойства особым и неповторимым личным образом: думает, действует по-своему. Личность ипостазирует сущность, дает ей ипостась, т.е. реальное и конкретное существование»^[42].

Наряду со справедливостью вышесказанного, наука богословия предполагает антиномическую достоверность утверждаемых понятий и здесь наша позиция обогащается взглядом безукоризненно точного мастера богословия прот. П. Флоренского: «Усия — стихийная, родовая подоснова человека. Усия — начало в себя, — в себя собирающаяся, из мира, из рода идущая, но в единую точку направляющаяся. Она есть тезис индивида, устанавливающая его в обществе как самостоятельный центр. Напротив, ипостась — разумная, личная идея человека, его духовный облик, его лик — утверждается в человеке как начало общее, надындивидуальное. Это — начало от себя, из себя исходящее, из индивида идущее, отправляющееся от единичного, но в мир распространяющееся и мир собою освещающее. Ипостась, будучи личною, утверждает в личности род и мир, то есть она есть начало самоотречения индивида, прорыв его уединенности, выход из его обособленности»^[43].

Теперь, представив себе соотношение «усии» и «ипостаси» в человеческой личности, мы можем достоверно предположить то, что в случае шизофренического личностного бытия происходит ослабление связи между общечеловеческой сущностью и индивидуализацией. Ипостась приобретает самодовлеющее значение. Описанное выше основное патопсихологическое шизофреническое расстройство — затруднение процесса предпочтения естественного выбора — можно понимать как нарушение связи с общим жизненным гормическим потоком, дистанциирование от «коллективного сознания», который является источником человеческой витальности.

Подтверждением этого факта «от обратного» служит наличие своеобразного личностного типа, при котором не наблюдается шизофренической патологии. Это описанный Э. Кречмером^[44] циклоидный тип — пикнического телосложения, жизнелюб, синтоник, мгновенно настраивающийся, а точнее настраивающий на себя собеседника, конформист, проживающий жизнь в поверхностном согласии с собой и другими. Он привлекателен своей понятностью и естественностью убеждений, земной человек, любитель покушать и развлечься, его поступки совпадают с ожиданиями других, он весьма неглуп, но его логика прозрачна и последовательна. Он располагает к себе уверенностью, укорененностью, уступчивостью, но тщетно ждать от него томления по высшему, мистических восторгов, стремления к недостижимым идеалам. Можно предположить, что подобный тип личностной акцентуации характеризует смещением пропорции к общему «усийному» началу.

Жизненность психологии (или психопатологии) иллюстрируется в описании, приводимом ныне прославленной в чине святых м. Марии (Скобцовой)^[45], когда она описывает черты сословно духовной циклоидной личностной конфигурации: «Высшей ценностью (для них) был, пожалуй, порядок, законопослушность, известная срединность, вместе с тем довольно ярко выраженное чувство долга, уважение к старшим, снисходительная забота о младших, честность, любовь к родине, почитание власти и т.д. Никаких особых полетов не требовалось. Творчество было нивелировано слаженностью и общей направленностью государственной машины. Подвижники как-то не появлялись в губернских кафедральных соборах. Тут действовали иные люди, — отцы настоятели, спокойные, деловитые соборные протоиереи, знающие прекрасно службу, старающиеся обставить ее пышно и благолепно, в соответствии с пышностью и благолепием огромного храма, прекрасные администраторы и организаторы, хозяева церковного имущества, чиновники синодального ведомства, люди почтенные, добросовестные, но не вдохновенные и не творческие».

Смещение внутриличностной пропорции в сторону «ипостасности» образует шизогенный «патос». О таких индивидах писал Э. Кречмер^[46] Он наделял их удлиненными пропорциями тела и склонностью к абстрактному мышлению. Им атрибутировалась интроверсия, болезненная рефлексия, и аутистическая пропорция. Казалось, они эмоционально холодны, не выводимы из ожиданий общества от них, парадоксальны в суждениях и действиях. Они игнорируют существенные признаки воспринимаемого предмета, в процессе выбора руководствуясь собственной причудливой логикой. Их эмоции неадекватны, варьируя между неожиданными полюсами тупости и хрупкости.

Расхожей фразой романтиков наших дней является цитата из Джона Донна недавно нежно спетая Джерри Халивел в балладе «Calling»: «No man is an island — ни один человек не остров, все мы части материка». В контексте этой красивой метафоры уместно сделать оговорку: люди-острова всё-таки есть. Это те, кому довелось родиться шизотипальными личностями.

Именно для них характерны патопсихологические расстройства по типу нарушения врожденной предпочтительности правильного выбора из воспринимаемого множества вариантов. Их инакость проявляется равнопредпочтительностью вследствие ослабления функции сопричастности общечеловеческому опыту здравого жизненного смысла. Выработанный человечеством механизм отсекания заведомо неправильных вариантов для них недоступен. В процессе само-осознавания, само-чувствоания и само-действования им приходится индивидуально прорываться к разрешению уже решенной коллективно задачи. Доступ к интуитивному опыту совокупного человеческого бытия для них затруднен или невозможен.

Незнакомство со сферой общего опыта, отпадение от сокровищницы «коллективного сознания», чуждость согласованно принятым паттернам чувствования и мышления приводит к опоре исключительно на собственные ресурсы, причем отсутствие значимых ориентиров выбора порождает либо тревожность, либо упрямство. Наверное, это первичное шизофреническое свойство. Тревожность влечет за собой ступор выбора и является причиной ангедонии (невозможности предпочесть позитивные эмоции), а рандомизированно-компульсивный необосновано осуществленный выбор, как правило, оказывается неправильным, что собственно и является механизмом бреда. Феноменологически, бред является не столько фантастически придуманным, сколько общепринято статистически маловероятным вариантом суждением о реальности. По сути, бред есть явление антагонистическое феномену вдохновения. Последнее есть явление личностного выражения общечеловеческого креативного призвания, в то время как бред (эмоционально насыщенное, заведомо неправильное, некорригируемое утверждение) обнажает индивидуалистическое упрямство как прихотливое настаивание на принятии одной из частных возможностей в качестве неопровержимой истины.

Акцентуация «ипостасности» является выражением страсти «гордыни» и в конечном счете является само-возвеличиванием, ложно-бытийным аутизмом. Начиная помещать на вершину иерархии ценностей собственное «Я» в культивировании собственного благополучия/ творчества/ славы/ здоровья, человек, словно перекрывает животворящие потоки «усийности» — сопричастности обще-бытию. Нарушается его призванность быть «частью» человечества, членом тела Церкви. Начинаются судорожные попытки автономного само-сохранения — выживания.

Теперь нам вновь предстоит вернуться к богословию. Хорошему, преемственному святоотеческому богословию, предназначенному для прояснения картины мира. Подвергая теологическому осмыслению простой, пронзительный и болезненный вопрос, с которым сталкивается, наверное, каждый, а именно — «Как факт существования любящего и всемогущего Бога соотносится с существованием в мире зла?» — на выходе мы получим ответ — «в силу даруемой Богом свободы». Свободы для мира вначале невидимого — ангельского, где в метаисторический эон происходит самоопределение сил, а затем видимого, в котором степень свободы убывает почти механически по мере упрощения творения, а на высоте его стоит человек в явлении своего богоподобия.

Читаем у близкого к Православию философа: «Творческая свобода заложена в человеке как печать его богоподобия»^[47]. Находим у авторитетного богослова: «Бог — просящий подаяния любви нищий, ждущий у дверей души и никогда не дерзающий их взломать. То есть Бог бессилен перед человеческой свободой, так как она исходит от Его всемогущества»^[48]. Размышляем…

Человеческое бытие тем далее отстоит от животного, чем более его поведение прочувстованно и осознанно, то есть чем менее оно принуждающе инстинктивно и, в свою очередь, чем более оно произвольно. Понятие произвольности приводит нас к рассмотрению категории выбора. В первом приближении, можно утверждать, что человек есть существо выбирающее. Если пройти дальше, то — чем четче выбор определяется ценностями высшего порядка, чем он ответственнее в смысле принятия его последствий — тем точнее данное существо отвечает критериям человечности. И, наконец, личность, в понимании Христианства, трансцендирует категорию выбора, оказываясь в метафизическом пространстве осуществления своей свободы как произвольного отказа от выбора во имя высшего модуса бытия — согласия, диалога, синергии с Творцом.

Акт выбора включает в себя два последовательных момента: различения и воления. Действительно, для адекватной репрезентации последствий выбора необходимо осознание различий предметов оного, и как метко недавно подмечено, (в НЛП-теориях), выбор между двумя является некорректным, настоящий выбор может быть реализован в альтернативе, включающей не менее трех возможностей. Применительно к предмету нашего рассуждения, этот момент «различения» относится, несомненно, к «ипостасной» составляющей личности.

Дальнейшее осуществление акта выбора происходит посредством «волеизъявления», декларации готовности к действию, приложения усилий. Здесь своего рода «энергетика», черпается из «усийных» ресурсов личности.

Личность духовно и душевно «здоровая», то есть без признаков очевидных «страстей», либо психических расстройств, находится на пути к совершенству и делает «выбор без выбора», то есть, соглашаясь с волей Высшего о себе, в свободе, радости и благодарности.

Личность, находящаяся в патологическом процессе делает выбор, основываясь на предпочтениях падшей автономизированой «самости». И онотологически, здесь также не происходит выбора, поскольку не-причастность обуславливает неправильный и неправедный вариант, то есть ситуация является не более чем «реализаций самости», приводящей к «иллюзии» выбора. Это метафизическая рулетка, но состоящая не из 36 клеток, а миллионов вариантов, однако в итоге выпадает всегда дьявольское «зеро».

Итак, воля человека, реализуемая в возможности выбора, оказывается поставленной в два модуса осуществления: если выбор личностно целостен, происходит синтонно с все-человечностью, и синергийно Промыслу, то он коррелирует со здоровьем, правильностью и святостью. Альтернативно, можно предположить следующее.

Предпочтение конформизма, то есть акцентирование «усийности» коррелирует с псевдо-органическими и абулическими типами шизофренического дефекта. Преобладание «ипостасности» характеризует тенденцию к изоляции, само-центрированности, аутизму, что отражает тропность к психопатоподобным негативным образованиям.

Личность же склонная к шизофрении в силу обособленности от «усии», отсутствия резонанса общности оказывается энергетически обделенной. Такой человек проживает жизнь в большем напряжении, большем трагизме. Оторванный от материка всечечеловечности, он всю жизнь строит к нему мосты, чаще прихотливо изогнутые, причудливые и неустойчивые. Как он болеет? Лишенный безошибочного выбора естественных предпочтений он оказывается среди равновероятных для него бытийных возможностей. Расширенный выбор обуславливает рост тревоги. Когда нет интуитивно чувствуемого правильного направления, возможности предстоит пробовать на подходящесть, прочность и безопасность. Невозможно воспользоваться опытом предшественников, поскольку доступ к соборной памяти человечества закрыт. Одинокое существование царственно и беспомощно. Когда оказываются на исходе истерзанные тревогой внутренние ресурсы, то происходит снижение (регрессия) к более примитивному бытийному уровню. Это и есть сумасшествие.

Может статься, психиатры будущего, движимые научной отвагой, будут не просто описывать последовательность симптомов, но и осмысливать их, соотнося их с остальными алгоритмами мироустроения. Всеобъемлющий синтез свода знаний о природе впереди, но и теперь можно предположить неслучайность стереотипа утяжеления психопатологической симптоматики.

Начиная с великого Аристотеля, классификация уровней оформленности бытия выглядит так: 1) минимально оформленный уровень — глина, камень, 2) растение, 3) животное, 4) человека^[49]. Тысячелетие спустя христианский философ Иоанн Дамаскин размышляет об энергии, «силе», которая «вложена в каждый вид Творцом для жизни и движения: Ангелам — для разумения и сообщения друг другу своих мыслей без помощи произносимых слов; людям — для разумения, размышления и сообщения друг другу при помощи произносимых слов своих мыслей; неразумным животным — силу жизни, ощущение дыхания; растениям — способность воспроизведения и рождения; камням — способность нагреваться и охлаждаться, а также свойственное всем неодушевленным предметам перемещение с места на место под действием другого движения». Современный богослов о. С. Булгаков утверждает, что «В своем душевном всеорганизме челове­ческий дух обрел и опознал все живое. Вопреки дарвинизму, человек не произошел от низших видов, но сам их в себе имеет: человек есть всеживотное и в себе содержит как бы всю программу творения. Это спектр, на который может быть разложен белый цвет человечества. Поэтому в человеке дейст­вительно резюмируется весь животный мир, и в этом филогенезисе пока видят и различают лишь ничтожную часть»^[50].

Теперь, исходя из принятия иерархической структуры бытия и интегрирования в человеческой личности всех нижележащих бытийных слоев, мы вправе предположить, что при личностной дезинтеграции происходит редукция по направлению к меньшей структурной сложности. Вообще психическая регрессия является весьма распространенным, более того, «она представляется характерной для взрослых людей в их контактах с многогранной жизнью», как пишет психоаналитик W. Bion, предполагая необходимость регрессии для группового взаимодействия^[51]. По-видимому, регрессия является не только защитным, но и универсальным механизмом, благодаря которому осуществляется коммуникация и согласованное взаимодействие. Однако при наличии шизоидной личностной дисгармонии, проявляющейся ослаблением связи с «коллективным витальным сознанием», ипостасийная, индивидуалистическая, аутическая регрессия приводит возникновению психопатологической симптоматики отражающей, в символическом смысле, деградацию бытийного функционирования личности.

Таким образом, возможно соотнести кататонический регистр поражения (обездвиженность, оцепенение, моторный негативизм, восковидная гибкость) с уровнем неодушевленного бытия: камнем, глиной. Апато-абулические расстройства (отсутствие побуждений, трудность волевого напряжения, так называемое вегетативное существование в виде «овощей» из романа К. Кизи) коррелируют с уровнем растений. Гебефренические расстроства (дурашливость, гримасничание, неупорядоченное возбуждение) могут служить символом подчинения неумолимому инстинктуальному началу, что соотносится с уровнем бытия животных. Регрессия же на примитивно человеческом уровне проявляется параноидными расстройствами, для которых патогномоничным является переживание «сделанности, чужеродного воздействия», что выражает капитулятивный отказ от самобытного достоинства, когда вместо подлинной сопричастности другим происходит подменяющая ее дурная субмиссивность относительно воображаемой иной воли.

Продолжая предложенную нами парадигму взаимосвязи аскетического понятия «страсти» и клинического термина «психопатии»^[52] в русле которой болезни понимаются закономерными следствием искажения духовно-нравственного устройства личности, то с шизофренией может коррелировать эксцессивная страсть гордости как личного, так и семейно-прослеживаемого укоренения. Ультимативной ценностью одержимого индивида является предельно автономное существание, исходя из чего, галлюцинаторно-бредовые построения больных могут быть поняты как попытки возведения индивидуального мира, отражающие пренебрежение и отвержение тварной реальности. Подобное мифопостроение требует эксцессивного напряжения внутренних сил, что приводит к специфической потере внутренних психических ресурсов. Мифотворчество, осуществляемое больными шизофренией, разительно отличается от мечтательного фантазирования с одной стороны и мобилизацией внутренних сил для осуществления сознательных и произвольных устремлений с другой. Отсюда специфический шизофренический дефект, представляющий собой опять таки более или менее эффективную попытку бессознательной компенсации (снижением воли или вычурностью поведения) катастрофического истощения витальной энергетики.

Митрополит Антоний Сурожский говорил о таких случаях, когда Господь попускал человеку состояние психической болезни, что иногда эти души столь тонки и ранимы, что между ними и этим миром Господь опустил «полог безумия». Человек начинает жить в своем мире, менее травматичном для него, чем окружающий. Полог становится ненужным, когда возрастает душа, и такое свидетельство у митрополита Антония тоже есть^[53].

Рассматривая вопрос о терапевтических возможностях, мы представляем себе, что шизофреническое энергетическое «закукливание — фантасмагорическое сворачивание мира до ущемленных границ Я», не может быть в полной мере осознаваемо страдальцем в силу несомненного и не всегда точно определимого родового отягощения этого духовно-душевно-телесного патологического процесса. Из этого следуют три практических соображения: а) на нынешнем этапе развития медицины наиболее оправданно применение психофармакологических средств, механизм действия которых столь неясен, сколь и патоморфоз шизофрении, однако, несомненно их воздействие на энергетический баланс психической активности; б) прогноз лечения шизофрении тем более благоприятен, чем выше энтузиазм участия семьи в терапевтическом процесс; в) применение формализованных церковных ритуалов — так называемые «отчитки» или настойчиво отстраненная рекомендация «покаяния» пациента со стороны родных или духовных лиц в случае шизофренического процесса, как минимум, некорректна. Здесь, как нельзя более уместно руководствоваться святоотеческой формулой:
«блудных исцеляют люди, лукавых — ангелы, а гордых — сам Бог».

---

_{[1] Lake F. & Yeomans M. H. Clinical theology: A theological and psychological basis to clinical pastoral care. New York: Crossroad, 1987
[2] Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М.: 1991. С. 92
[3] соотв. Дан. 4, 26-30/ 2 Цар 23. 1
[4] Мк, 3: 21
[5] 2 Кор 5: 13; Толковая Библия под ред. А. Лопухина, Пб, 1912, том 9, стр. 31
[6] Белорусов С.А. Бесоодержимость. Православная энциклопедия, том 4, М.: 2002
[7] Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб, 1997. стр. 35
[8] об этом см. Каннабих Ю. История психиатрии. М.: 1929
[9] Ясперс К. Общая психопатология. 1997, с. 349
[10] Лэинг Р. Расколотое «Я». М. — СПб.: 1995
[11] Крепелин Э. Введение в психиатрическую клинику, М.: 2004
[12] Bleuler E. Dementia praecox oder Gruppe der Schizophrenien. Leipzig; Wien, 1911
[13] Schneider K. Psychopathologie clinique, traduction franchise de la 4e edition allemande. Nauwelaerts-Maloine, Louvain-Paris, 1976
[14] Rumke H.C. Uber die Klinik und Psychopatologie der Zwangser-scheinungen. Eine bluhende Psychiatrie in Gefahr 1967: 76-101
[15] Казанец Э.Ф. На пороге революции в психиатрии. М.: 1999
[16] Ойфа А.И. Мозг и вирусы. Вирусогенетическая гипотеза происхождения психических заболеваний. Internet: http://www.psychiatry.ru/library/lib/show.php4?id=27
[17] Шекли Р. Обмен разумов. Библиотека современной фантастики, том 16, Москва, 1968
[18] Crow T.J. Positive and negative schizophrenic symptoms and the role of dopamine: Discussion 2. // Br. J. Psychiatry, 1980, vol. 137, p. 383-386
[19] Шизофрения. Мультидисциплинарное исследование под общ. ред. А.В. Снежневского, М.: Медицина, 1972
[20] Plunkett R.J. Gordon J.E. Epidemioligy mental illness. New-Iork, 1960
[21] Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции. пер. с нем. М.: 1989
[22] Юнг К.Г. Психология шизофрении. // Работы по психиатрии. Психогенез умственных расстройств. Сборник. Академический проект, 2000
[23] Кляйн М., Айзекс С., Райвери Дж., Хайманн П. Развитие в психоанализе. М.: 2001
[24] Лакан Ж. Бессмысленное и структура Бога // Метафизические исследования, 14, 2000
[25] Bateson G. Групповая динамика шизофрении. Статья перепечатана из Chronic Schizophrenia: Explorations in Theory and Treatment, L. Appleby, J.M. Scher and J.
Cummings, The Free Press, Illinois, 1960
[26] Binswanger, Ludwig. Being-in-the-World. Harper, N. Y.: 1967.; цит. по Нидлмен Я. Критическое введение в экзистенциальный психоанализ Л. Бинсвангера. Москва.
Рефл-Бук. 1999
[27] Линде Н. Д. Психологическая теория шизофрении. Журнал практического психолога, N3-4, стр. 24-35
[28] Hecker E. Die hebephrenic. Archive patholiche Anatomie und fur Physiologie Klinische Medicin, 52: 394-429; 1871
[29] Кандинский В.Х. О псевдогаллюцинациях. М.: 1952
[30] Поляков Ю.Ф. Патология познавательной деятельности при шизофрении. М.: Медицина, 1974
[31] Пападопулос Т.Ф. Психопатология и клиника приступов периодической шизофрении. Дисс. докт. М.: 1966
[32] Кречмер Э. Строение тела и характер. М.: 1923
[33] Воробьёв В.Ю. Интегративная модель шизофренического дефекта. Дисс. на степень докт. мед. наук. М.:1989
[34] Большая Медицинская Энциклопедия. Аудиоприложения. М.: 1962. Цит по Internet-источнику: http://unclear.rinet.ru/~r_l/psycho/
[35] Жафёрова К.Д. Патопсихологическое исследование стихотворчества больных шизофренией. Дипломная работа. Кафедра пато- и нейропсихологии, ф-т психологии МГУ, 2000
[36] Шувалов А.В. Патографический Очерк о Данииле Хармсе. 1996. Перепечатка с Internet- источника: http://psychiatry.ru/library/ill/charms.html
[37] Юрий Бондарев. Мгновения. М.: 2001
[38] Братусь Б.С. Аномалии личности. М.: Мысль, 1988
[39] Платон (арх.) Православное нравственное богословие. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994
[40] Бергсон А. Длительность и одновременность. П.: 1923
[41] Monakow К. Psychiatrie und Biologie, 1919
[42] Яннарас Х. Вера церкви. М.: 1992
[43] Флоренский Павел, священник. «Из богословского наследия» // Богословские труды. 1977. Т. 17. С. 83-248
[44] Кречмер Э. Строение тела и характер. М.: Эксмо, 2003
[45] Мать Мария. Типы религиозной жизни. Вестник РХД, № 176
[46] Кречмер Э. Строение тела и характер. М.: Эксмо, 2003
[47] Бердяев Н.А. Самопознание. Проблема человека. К построению христианской антропологии. Л.: 1991
[48] Лосский В.Н. Догматическое богословие. М.: 1991
[49] Аристотель. О душе. М.: 1937
[50] Булгаков С.Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М.: Респуб­лика, 1994
[51] Bion W. Experiences in Groups and other Papers. London: Tavistock Publs. 1961
[52] Белорусов С.А. Психопатии и страсти // Журнал практического психолога N6, 1998 стр. 60-74
[53] см.: Тело и материя в духовной жизни // Митрополит Антоний Сурожский. Труды. М.: Практика, 2002, стр. 118}

Белорусов С.,

См. также

О болезни с точки зрения православия

Православный взгляд на болезнь хорошо нам известен из учения Святых Отцов Церкви. Святые Отцы полагали, что болезни и скорби могут послужить духовному возвышению человека, помочь ему приблизиться к Богу. С православной точки зрения болезнь является нормой земной жизни. Преподобный Иоанн Лествинчик писал, что «болезни посылаются для очищения согрешений, а иногда для того, чтобы смирить возношение». Таким образом святые отцы не считали болезнь местью за грехи, а только средством исправления грехов.      Телесная болезнь и страдания болящего, без сомнения находятся в тесной связи с состоянием его духа и души. Человеку естественно задаваться вопросом: Почему именно я или близкий мне заболел, хотя по большому счету этот вопрос из числа неразрешимых. В свое время об этом спрашивал Бога преподобный Антоний Великий: «Господи! Почему одни немного живут и умирают, а другие живут до глубокой старости? Почему одни бедны, а другие живут богато? Почему нечестивые богатеют, а благочестивые бедны?». И святой получил ответ, который дан нам на все времена: «Антоний! себе внимай! То –суды Божии, и тебе нет пользы знать их». Многое зависит от умения человека воспринимать все, что он встречает в жизни, по-христиански, в том числе и болезни. Поэтому в некоторых ситуациях мы можем видеть на одном полюсе людей отчаявшихся, обвиняющих в своих проблемах всех остальных и даже хулящих Бога. Такое часто встречается, когда человек испытывает сильные физические страдания. А на другом полюсе – люди, которые терпят свое болезненное состояние со смирением, с покорностью воле Божией и умудряются во всем найти что-то доброе. Кого-то болезнь делает ближе к Богу, а для кого-то становится настоящим препятствием в вере. Многие болезни остаются неизлечимыми, становятся причиной страданий и смерти. Сталкиваясь с такими недугами, православный христианин призван положиться на всеблагую волю Божию, помня, что смысл бытия не ограничивается земной жизнью, которая является приготовлением к вечности. Страдания есть следствие не только личных грехов, но также общей поврежденности человеческой природы, а потому должны переноситься с терпением и надеждой. Богу было угодно сделать страдание средством спасения и очищения, которое может быть доверием к всеблагой воле Божией.

Болеющий человек, в состоянии беспомощности и страдания, в полной мере начинает ценить человеческое соучастие и заботу, сам начинает проявлять к другим любовь, милосердие и сострадание.

Болезнь раскрывает нам нетленную ценность любви и милосердия.

Болезнь имеет силу смягчить жестокие сердца.

Болезнь научает нас сострадать ближнему и любить его.

Болезнь напоминает человеку, что он не оставлен (не забыт) Богом.

«Как золото, разжигаемое огнем, очищается от ржавчины, так и человек, терпящий болезни, очищается от своих грехов» (Святой Нифонт)

«…как тело очищается щелоком от нечистот, так и душа очищается болезнями и страданиями» (Священник Валентин Жохов)

Люди часто сталкиваются с еще одной из дилемм, когда заболевают: «Нужно ли обращаться к врачам?».

Врачебное искусство благословлено Церковью, поэтому обращаться к врачам можно и нужно. Врачом был один из апостолов и евангелистов – святой Лука. В православии почитают безмездных врачей – великомученика Пантелеимона, мучеников Косму и Дамиана, Кира и Иоанна, и других. С одной стороны, это святые нашей Церкви, а с другой – люди, которые свою жизнь посвятили врачебному искусству в том виде, в каком оно тогда существовало.

Психотерапия, состоящая в словесном, вернее, духовном воздействии врача на больного — общепризнанный, часто дающий прекрасные результаты метод лечения многих болезней.

Использованная литература.

1. «Православный взгляд на причины болезней» Диакон Свято-Троицкого Архиерейского подворья Сергий Вогулкин.
2. «Болезнь: довериться Богу» Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин.
3. «О болезни» Церковь иконы Божией Матери «Утоли моя печали»

 

Подготовила психолог Овчаренко Н.Н.,

медико-психологическое отделение.

 

Шизофрения, традиция и Ткачев

Просмотры: 4 217

Как известно, Россия — страна возможностей. Заразиться туберкулезом здесь может каждый четвертый. Думаю, что все движется к тому, чтобы такая и подобные ей возможности могли появиться у каждого первого.

Есть две категории людей, которым чаще всего приходится общаться с шизофрениками. Это психиатры и священники. С той только разницей, что шизофреник для врача — это всегда пациент, то есть тот, кому по определению не дадут носить белый халат, выписывать рецепты или орудовать скальпелем. А для священника это, в лучшем случае, прихожанин, а в худшем — настоятель прихода или вообще архиерей. В самом худшем случае — это святые, которым надо молиться и целовать их портреты.

Давайте вспомним эпизод из жития преподобного Симеона Столпника:

«Пребывая в лавре, блаженный Симеон пошел однажды к колодезю, чтобы почерпнуть воды. Взяв веревку от черпала, очень жесткую, сплетенную из пальмовых ветвей, он обвил ею себя по голому телу, начиная от бедер до шеи, так крепко, что веревка врезалась в тело. Прошло десять дней, и тело его загноилось от ран, а в ранах этих кипело множество червей. Братия стали жаловаться игумену:

— Откуда привел ты к нам человека этого? Невозможно его терпеть: смрад от него исходит. Никто не может стоять рядом с ним. Когда он ходит, черви падают с него: постель его также полна червями.

Удивился игумен, услыхав об этом; но, убедившись, что все ему сказанное справедливо, спросил Симеона:

— Скажи мне, чадо, почему от тебя исходит такой смрад?

Но Симеон, потупив свои взоры, стоял пред игуменом молча. Игумен разгневался и повелел силой стащить с Симеона верхнюю одежду. Тогда увидели, что бывшая на нем власяница вся в крови, а в тело врезалась глубоко до самых костей веревка. И игумен и все с ним бывшие пришли в ужас. С великим трудом едва могли снять с Симеона эту веревку, так как вместе с нею отрывалось и изгнившее тело. Симеон же, терпеливо перенося эти страдания, говорил:

— Отпустите меня, как пса смердящего: я заслужил эти страдания за грехи мои.

— Тебе только еще восемнадцать лет, — сказал ему игумен, — какие же твои грехи?

— Отче! — отвечал Симеон, — пророком сказано: Я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя (Пс.50:7).

Услышав такой ответ, игумен изумился рассудительности Симеона и удивлялся, что такой простой юноша мог так глубоко проникнуться страхом Божиим».

Или вспомним житие юродивого Феофила Киевского, мать которого, будучи сама попадьей, многократно пыталась утопить своего ребенка, который категорически отказывался быть утопленным, потом бросала его под мельничное колесо, только потому, что кто-то нашептал ей, что ее сын — урод. Сам Феофил, от такого воспитания окончательно повредился умом и всю оставшуюся жизнь провел в крайней антисанитарии, которую сам же и разводил. Например, перед рукопожатием он мазал руку собственным калом.

Могу привести еще несколько подобных житий, но не стану, ибо самому противно.

Любой может погуглить эту тему и узнать, что существует целый ряд патологий, когда психически больные люди любят мазать стены или самих себя фекалиями. И отношение к таким пациентам должно быть соответствующее.

Но в православной традиции такие персонажи собирали толпы почитателей. К ним ездили за лечением, благословением, наставлением, их подвигами восхищались и приводили в пример, как образцы смирения и покаяния.

Поэтому, когда кто-то возмущается проповедью Ткачева о нормальности человека, который не желает лечиться, то пусть задаст себе вопрос: а чем он возмущается? Православной традицией? Призывом к святости? Потому что в проповеди о. Андрея нет ничего из ряда вон выходящего, ничего, что не было бы принято на вооружение православной аскетикой и освящено традицией.

Отдельно можно поговорить об отношении Церкви (исходя из проповедей ее спикеров) к женскому здоровью. Оно в высшей степени шизофренично. С одной стороны, говорится, что православие ни в коей мере не принижает достоинство женщины, не считает баб тупыми животными, на практике же получается, что всю ценность женщины православная проповедь сводит к единственной животной (можно сказать скотской) функции — самовоспроизведению. Выйди замуж и рожай — все, что может предложить Церковь женщине. Причем не просто рожай, а рожай на свой страх и риск, вопреки мнению врачей, вопреки условиям, в которых живешь, вопреки тому, что у нее есть уже двое детей с ДЦП или аутизмом. «Можем повторить» — говорит Церковь женщине. Рожай больше.

Само собой разумеется, что если женщина поймет, что у нее кроме вагины есть еще и мозг, и пойдет по врачам «показывать сиськи-письки», чтобы просто узнать, все ли у нее там в порядке, то, скорее всего, она задумается, а стоит ли дальше проводить жизнь в стиле скотного двора, где главным критерием успеха является количество приплода? Еще чего доброго, начнет пилюли пить, чтобы не рожать каждый год. А вот этого допустить как раз нельзя. Это уже грех. В то самое время, как с медицинской точки зрения бесконтрольная репродукция и женское здоровье — вещи вообще несовместимые.

Вернемся к шизофрении. Слово это переводится как «расщепление сознания». Вот это расщепление сознания в РПЦ наблюдается на всех уровнях. Церковь говорит о свободе, но пугает адом, когда кто-то пытается уклониться от генеральной линии; Церковь говорит о просвещении, но одновременно с этим делает все, чтобы прогресс, да и вообще какие-либо попытки критического осмысления происходящего обходили ее стороной; она говорит о любви, но прославляет и канонизирует убийц только потому, что эти убийцы были православными; она говорит о разумности, но целует трупы людей, которые стали известны благодаря тому, что от них вечно воняло дерьмом, которым они себя обмазывали.

И тут никуда не денешься. В мире, где есть микроскопы, антибиотики, контрацептивы и прививки, Церковь обречена на шизофрению и неизбежно будет выглядеть как дикарь в набедренной повязке, жрущий сырое мясо посреди зала элитного ресторана. Но одно дело просто дикарь, который вломился туда, куда его не звали, а другое — дикарь, мнящий себя обладателем лицензии на отделение добра от зла во вселенских масштабах.

Поэтому сейчас у меня нет претензий к Ткачеву. Он вполне традиционен и в лучших обезьяньих традициях сидит на дереве и кидается какашками в публику, которая собралась на него поглазеть. Претензии у меня есть к тем, кто терпит попытки ткачевых, смирновых, чаплиных и прочих пропихнуть подобную картину мира в XXI век.

«Жить в этой смрадной плоти? Это великое счастье, что ли? Да нет: умереть — большее счастье» (Ткачев).

Ну так счастья тебе, Андрюша! Ни шприца тебе, ни таблетки!

Иллюстрация: Вася Ложкин

Читайте также:

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:

Нужна ли пастырям психиатрия? Часть 1 / Интервью / Патриархия.ru

2 февраля 2021 г. 14:31

В декабре 2020 года Издательство Московской Патриархии выпустило руководство для священнослужителей по пастырской психиатрии доктора медицинских наук, профессора, заместителя директора Научного центра психического здоровья Российской академии наук, профессора кафедры практического богословия Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета В.Г. Каледы. Редакция сайта ПСТГУ попросила В.Г. Каледу рассказать о своей книге, которая явилась плодом многолетнего преподавания курса основ психиатрии студентам богословского факультета ПСТГУ.

Где тонкая грань между душой и нервной системой? Мешает ли психическое расстройство спасению души? Как относятся к психиатрии святые отцы и современные старцы? На эти и другие вопросы отвечает В.Г. Каледа в первой части интервью.

— Василий Глебович, студенты богословского факультета и Богословского института нашего Свято-Тихоновского университета на определенном этапе помимо основной учебной программы обязаны выбрать несколько спецкурсов. В годы моей учебы складывалось впечатление, что наиболее популярным и посещаемым был курс «Пастырской психиатрии», который уже на протяжении многих лет ведете Вы. Я тогда выбрал суровые дисциплины по догматике, поэтому теперь так хочется восполнить пробелы в знаниях и начать с основного вопроса: чему может научить будущего священника человек, который занимается медициной?

— Всем нам постоянно приходится сталкиваться с людьми, у которых есть проблемы. По данным, которые приводит Центр психического здоровья РАН — основное место моей работы, — примерно 14% населения и в нашей стране, и в мире имеют какие-то психические отклонения, психические расстройства. Сюда входят достаточно распространенные различные депрессии, пограничные психические расстройства, так называемые эндогенные заболевания (биполярное аффективное расстройство, шизофрения и др.), расстройства аутистического спектра, входят возрастные отклонения в старческом возрасте, различные формы олигофрении, которые отмечаются с раннего детского возраста, то есть очень широкий спектр расстройств. Но из людей с такими расстройствами только около 6% нуждается в помощи психиатра. При этом, по данным некоторых экспертов Всемирной организации здравоохранения, психическое расстройство имеет чуть ли не 30% населения Земного шара. На мой взгляд, эти цифры излишне завышены. Но в любом случае цифры говорят о том, что расстройства встречаются очень часто.

Помимо этого, мы нередко встречаемся с людьми, у которых отмечается депрессивное состояние, — им не просто тоскливо («что-то грустинка меня посетила», как говорят некоторые), у них есть суицидальные мысли. Депрессия в нашей стране отмечается примерно у 8 миллионов человек, а в мире насчитывается 350 миллионов человек, страдающих депрессией. Учитывая эти цифры и то, что священник в своем пастырском служении должен быть готов встретить в Церкви каждого человека, приходящего к нему за духовной поддержкой, врач-психиатр может помочь будущему пастырю получить базовые знания, связанные со спецификой общения с этой категорией людей, ищущих помощи.

— В Издательстве Московской Патриархии недавно вышла Ваша книга «Основы пастырской психиатрии», расскажите подробнее, о чем она?

— Она посвящена именно пастырской психиатрии, поэтому она так и названа, и это неслучайно. У меня не было задачи изложить весь курс психиатрии, изложить его классическим образом, фундаментально и обстоятельно, как это делается в учебниках и руководствах для студентов медицинских вузов и врачей-психиатров. Главная задача, которую я перед собой ставил в этой книге, — изложить основы психиатрии максимально доступным и понятным языком, с минимальным использованием медицинских терминов для священнослужителей и студентов православных богословских учреждений, для церковных служителей и для всех, кто интересуется данной проблемой.

— Почему, излагая базовые понятия психиатрии, Вы решили сконцентрироваться именно на такой целевой аудитории?

— Церковь всегда была, есть и будет врачебницей, куда люди приходят со своими проблемами, со своими немощами, со своими горестями. И поэтому священник является одним из первых, к кому люди приходят со своей бедой, он должен уметь дифференцировать, где психологическая, а где духовная проблема, которая нуждается в помощи именно священника, где сфера именно его компетенции и где сфера чисто медицинская, в которой священник один не справится. Об этом недавно на епархиальном собрании Московской епархии говорил Святейший Патриарх Кирилл. Священник не может брать на себя ответственность за такие случаи и обязательно должен обращаться за помощью к психиатру и направлять к нему людей, которые нуждаются именно в медицинской помощи. При этом люди с психическими расстройствами, как никто другой, нуждаются в помощи и поддержке священника и церковной общины.

— Вы православный человек, как Вы считаете: может ли психическое заболевание препятствовать спасению души? И будет ли легче спасать свою душу, если психическое заболевание преодолеваешь? Или это не влияет на духовные проблемы?

— Врачебный опыт и опыт многих пастырей говорит о том, что психическое расстройство все-таки часто накладывает отчетливый отпечаток на жизнь человека в Церкви. Эту тему одним из первых поднимал в своих проповедях митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Можно процитировать слова ректора ПСТГУ протоиерея Владимира Воробьева, который сказал, что человеку, который имеет душевную болезнь, не закрыты ни Царствие Божие, ни благодатная жизнь в Церкви. Это очень важный постулат, на который мы должны опираться.

Отец Владимир потрясающе сформулировал задачу, стоящую перед священником в такой ситуации: священник должен набраться мужества и найти нужные слова, чтобы переадресовать больного человека к психиатру. Его задача, говорит отец Владимир, помочь больному человеку принять крест душевной болезни точно так же, как и крест любой другой болезни, принять его со смирением, научиться слушаться, научиться послушанию. Если священник сможет найти эти слова, тогда будет все нормально. Если не сможет этого сделать — тогда плохо будет этому больному человеку. Он не сможет справиться со своей болезнью, не сможет жить с ней спокойно, смириться и принять ее.

— Почему люди боятся идти к психиатру, предпочтение отдается все-таки священнику?

— Должен сказать, что во всем мире есть определенный страх обращения к психиатру. Якобы если человек обратился к врачу за психиатрической помощью, то его признают отверженным от общества. В одном американском романе есть очень хороший пример: если у человека сломаны ноги, то ни у кого не возникает сомнения в том, что нужно идти к врачу-травматологу. При этом, если у человека возникает психическая проблема, сразу возникает сомнение в необходимости обращения к психиатру. Это проблема тотальная, она есть во всем мире.

Нужно сразу сказать, что у нас и не только у нас люди стараются нечасто обращаться к врачам. К врачам обращаются только в последний момент, когда уже деваться некуда, когда та или иная болезнь имеет уже выраженные проявления. К сожалению, это общая тенденция. Может, более ярко она выражена в психиатрии.

Понятно, что существует целый ряд мифов о психиатрии, о психиатрах, о психических болезнях, что это некое клеймо на всю жизнь, что человеку будут закрыты все дороги в жизни, что психические заболевания не лечатся. Священники — служители истины, они могут помочь эти мифы рассеять, а для этого они сами должны знать, что многие люди с психиатрическими диагнозами благополучно идут по жизни при помощи врачей, получают образование, делают достаточно успешно карьеру в своей профессии, кто в бизнесе, кто в науке, у многих из них благополучно складываются семьи.

— Условно говоря, если ты пришел к психиатру, вовсе не обязательно, что тебя «закроют» в лечебнице?

— Это совсем не обязательно! Более того, «закрыть» человека в лечебнице далеко не просто, должны быть очень жесткие показания, которые оговариваются законом о психиатрической помощи.

— Получается, если прислушаться к священнику, который направляет к психиатру, и пойти сразу, то шансов попасть в лечебницу значительно меньше, чем если отвергнуть совет священника и подождать еще пару лет?

— Конечно, потому что любое заболевание всегда лучше лечится на начальных этапах. Психиатрическая наука за последние десятилетия сильно продвинулась в плане понимания фундаментальных основ психических болезней. В любом случае, есть некие биологические основы их возникновения, это процесс биологический, он движется, он прогрессирует. Чем быстрее мы сможем вмешаться в этот процесс, тем благоприятнее будет течение заболевания и его общий исход.

— Однако можно встретить мнение и со стороны священников, в том числе священников заслуженных, возрастных, которые скажут: «Вот, святые отцы ни про депрессию не говорили, ни про маниакальное расстройство. Они из бесноватых бесов изгоняли, других постом и молитвой лечили, почему нам нельзя по старинке?» Православный мир веками жил без психиатрии, а сейчас еще и батюшкам предлагается в этом разбираться…

— Одни из первых описаний психических болезней, психических отклонений мы находим именно у святых отцов, в древних патериках. И эти описания на самом деле совершенно потрясающие. Например, у святых отцов описание греха печали и уныния — это классическое описание депрессии. Описывается вся симптоматика депрессии: у человека не только настроение упавшее, у него нет сил, у него упадок духа, он не получает удовольствия от выполнения привычных действий, от которых обычно его получает, у него отягчение тела, пропадает аппетит, у него возникает состояние, когда он уже готов наложить на себя руки. Это классическое описание всех элементов классической депрессии, которые зафиксированы в современной науке.

— Можно сказать, диагностика уже многовековая…

— Да, причем описывается именно медицинское состояние депрессии, описывается обособленно от того, что мы понимаем как грех печали и уныния! Для меня удивительны слова, написанные более полутора тысяч лет назад преподобным Иоанном Кассианом Римлянином, в которых он анализирует, что причиной печали бывает утрата желаемого в широком смысле слова, то есть некое психогенное состояние. Преподобный видит, что печаль бывает и от гнева, и от воздействия бесов, печаль бывает и беспричинная, когда нет видимой причины печали, а человек печалится. Это совершенно потрясающее для нас, психиатров, описание. Дело в том, что есть эндогенная депрессия, когда причина идет чисто на биологическом уровне и никаких внешних факторов мы не находим. У человека в жизни все благополучно, в жизни все хорошо, замечательно, и вдруг возникает такая беспричинная печаль-депрессия.

Например, встречающиеся чуть ли не в 20% случаев так называемые послеродовые депрессии, когда молодая счастливая женщина, живущая в счастливом браке, — у нее все замечательно в семье, все условия для благополучной жизни существуют, родился долгожданный ребенок, женщина держит на руках чудо, которое появилось на свет, и — о, удивление! — грустит, ей печально, тоскливо, ее ничто не радует, она находится в депрессии. Такая парадоксальная ситуация.

— И в древности лечение было не только постом и молитвой?

— Было четкое понимание, что пост и молитва — это очень важно, но это не исключает необходимость врачебной помощи. В книге Иисуса, сына Сирахова, есть потрясающие слова: «Почитай врача честью по надобности в нем; ибо Господь создал его, и от Вышняго врачевание…» Апостол Лука, целитель Пантелеимон были врачами. Было и четкое понимание, что эти люди больные, больные психически, что они нуждаются в совершенно особом подходе. Так, в Патерике Киево-Печерского монастыря есть удивительное описания монаха Исаакия, которого почти тысячу лет назад лечил врач — преподобный Агапит. У этого монаха кататоническая форма шизофрении, описано ее течение на протяжении нескольких лет, это классическое описание, аналоги которого существуют во всех современных учебниках психиатрии.

Мне близка личность старца Данилова монастыря Георгия (Лаврова), который стал исповедником веры в советские годы и прославлен сейчас в лике святых. Он четко дифференцировал, какого рода проблемы у приходящего к нему человека, поэтому кого-то оставлял под своим духовным окормлением, а кого-то, конечно, не отказывая в духовном окормлении, сразу направлял к психиатрам.

— А какой диапазон мнений Вы видите в наши дни?

— Сейчас мы можем найти тех современных подвижников XXI века, кто признает психиатрию, а есть те, кто относится к ней резко отрицательно. Если взять двух наиболее известных в Центральной России ныне здравствующих старцев, то один из них полностью отрицает психиатрию, другой всячески поддерживает. Первый просто запрещает обращаться к психиатрам. Были случаи, когда он велел выкидывать очень дорогостоящие лекарства, и мать больного, которая с трудом собрала нужную сумму на их покупку, была вынуждена приезжать искать таблетки на монастырском огороде.

Зато другой старец, который тоже не менее уважаем, наоборот, четко видит появление психического расстройства и направляет к психиатрам. У меня с ним существует многолетнее заочное сотрудничество. Вспоминаю одну девушку, которую он направил ко мне много-много лет назад, на самых начальных этапах одного известного заболевания, когда по всем международным критериям ее состояние еще не вылилось в то, что называется «классической картиной». Тем не менее, первые признаки от его взора не укрылись, и он направил ее к психиатру. Эту девушку я «вел» много лет, потом он дал одну рекомендацию этой девушке, с которой я… смирился.

Когда есть такое заболевание, то рекомендуется, чтобы больной или больная жили рядом с родителями, получали образование где-то здесь, поближе. Он же посоветовал ей поехать в одну европейскую страну и там дальше получать образование. Я в душе удивился, питая к этому старцу самое глубокое уважение, принял его благословение как благословение именно старца. Прошло уже много лет, и можно только удивляться его прозорливости. Но еще раз хочу сказать, что он с самого начала одним из первых увидел болезнь, родителям сказал (девушке тогда было лет 15), что нужно обращаться к психиатру, и в дальнейшем, когда они к нему приходили со своими сомнениями, то всегда четко в трудный момент поддерживал авторитет врача.

Беседовал священник Стахий Колотвин

Поможет ли вера психически больному человеку? Приходят ли бесноватые к врачу? Психиатрия и психология: что нужнее священнику? Об этом читайте во второй части интервью.

Пресс-служба ПСТГУ/Патриархия.ru

Православное безумие — Безумие в Америке

Чтобы выжить в этом мире, нужно каким-то образом выбрать «быть сумасшедшим». Православие, по крайней мере, с точки зрения православных, — лучший путь успеха. Чтобы по-настоящему жить православной жизнью, нужно быть готовым выглядеть сумасшедшим в глазах мира.

Некоторым вера православных может показаться чистым безумием, даже бредом, особенно с точки зрения современной западной медицины. Однако в DSM-5 есть лазейка в определении заблуждения, которая технически помешала бы профессионалам, придерживающимся этого руководства, делать такие суждения:

заблуждение: Ложное убеждение, основанное на неверном заключении о внешней реальности, которое твердо придерживается, несмотря на то, во что верят почти все остальные, и несмотря на то, что составляет неопровержимые и очевидные доказательства или доказательства обратного.Обычно это убеждение не принимается другими представителями культуры или субкультуры человека (т. Е. Оно не является предметом религиозной веры). Когда ложное убеждение связано с оценочным суждением, оно считается заблуждением только в том случае, если суждение настолько экстремально, что бросает вызов правдоподобию. Бредовое убеждение иногда может быть выведено из переоцененной идеи (в этом случае человек имеет необоснованное убеждение или идею, но не придерживается ее так твердо, как в случае с заблуждением).

Православные знают, что некоторые из их верований могут показаться некоторым «настолько крайними, что бросают вызов достоверности», однако они являются «предметами религиозной веры».Таким образом, DSM-5 технически помешает всем медицинским работникам, связанным этой книгой (и другими подобными ей), ставить какие-либо диагнозы, основанные на таких убеждениях. Точно так же международное право — а часто и национальное законодательство — защищающее свободу мысли, совести и религии или убеждений, не позволит правительствам, соблюдающим такие законы (и профессиям, регулируемым этими правительствами), навязывать убеждения, отрицающие эти свободы. Любой в частном секторе может не соглашаться с Православием, даже в самых решительных выражениях, но представители государственного сектора могут делать это только как частные граждане, а не в каком-либо официальном качестве.

Православные священнослужители, такие как автор этого блога, могут свободно публично выражать свое мнение по вопросам, относящимся к православной вере, и эта свобода юридически защищена светскими правительствами, которые поддерживают свободу мысли, совести и религии или убеждений. Может показаться, что это дает им несправедливое преимущество при обсуждении любого конфликта, который может возникнуть с убеждениями, навязанными такими правительствами или регулируемыми государством профессиями, поскольку те, кого они будут обсуждать, будут юридически неспособны представить какое-либо опровержение.Однако, если бы это произошло гипотетически, возник бы вопрос: как могут такие правительства или регулируемые государством профессии в первую очередь на законных основаниях навязывать такие убеждения своим гражданам?

Православный священнослужитель или монах называется врачом душ, что по-гречески ιατρού των ψυχών ( iatrou ton psychoon ). Если бы кто-то придумал одно-единственное английское слово на основе этого греческого языка, это было бы: психиатр . Это не простое совпадение, потому что главная забота настоящего психиатра — это забота и здоровье его психики (т.э., его душа) и все души, для которых он духовный отец. (Вот почему почтительное «Отец» стоит перед именем автора этой статьи.) Предположительно, может иметь место некоторое совпадение, возможно, даже конфликт между психиатрическими верованиями 2000-летней Православной веры и регулируемой государством медицинские работники, подпадающие под аналогичный термин, введенный немецким врачом Иоганном Кристианом Рейлом в 1808 году: психиатрия . (Скопируйте и вставьте вышеупомянутые греческие корни слова психиатр в Google и посмотрите, какие изображения представлены.)

Ниже приводится описание Православия, за которым следует краткое изложение современной западной психиатрии с православной точки зрения. Цель не состоит в том, чтобы выступать за или против какой-либо конкретной религиозной веры или ее отсутствия, поскольку Mad in America не является подходящим местом для таких дебатов. Ортодоксальная вера в человеческую психику просто представлена ​​с описанием того, как это убеждение отразится на современной западной психиатрической теории и практике. Не будет никаких реальных аргументов в пользу этих православных верований, потому что здесь не место для таких дискуссий.

Православие

Поскольку следующий раздел кратко описывает современную западную психиатрию с православной точки зрения, мы сначала рассмотрим православие с неправославной точки зрения. Православные твердо считают, что все плохое, что происходит в мире, происходит от зла. Они ходят на церковные службы, часто чаще, чем раз в неделю, молятся, покупают иконы и изучают церковную литературу. Они постятся по средам и пятницам, потому что верят, что Иуда Искариот предал Христа за 30 сребренников в среду, а в пятницу совет иудейских священников распял Христа.Когда они молятся, им может казаться, что они говорят сами с собой тихим голосом. Они верят в существование небесной сущности, Бога и ангелов и т. Д. Они неспособны критиковать свои убеждения, а некоторые, как известно, галлюцинируют (например, «видение призрачного злого духа с рогами на голове») даже в молодом возрасте. например 12 лет.

Человеку, описанному выше, потенциально может быть поставлен диагноз шизофрения или какое-либо другое психическое заболевание, включающее психоз, если DSM не исключит использование таких «предметов религиозного вероисповедания» при постановке таких диагнозов.Приведенное выше описание фактически основано на английском переводе больничной карты 1966 года из Тбилисской городской психоневрологической больницы Здравоохранения Грузинской ССР. Хотя перевод может быть улучшен, этому человеку был поставлен диагноз: «психопатический человек, склонный к шизофренически-подобным психозам, пробелы». «Его лечили аминазинофразией и симптомицином, после чего он прошел комиссию».

Как известно, этот человек, православный монах по имени Гавриил, подвергся остракизму со стороны общества, даже будучи отстраненным от священнического служения.Из-за того, как с ним обращались власти и общество, он решил принять аскетическую дисциплину, известную как глупость ради Христа. Юродивый для Христа принимает вид безумия, чтобы навлечь на себя насмешки других, чтобы побороть в себе корень всех грехов — страсть гордыни. (Обратите внимание, что слово страсть имеет более конкретное значение в православном богословии, чем в аристотелевской философии.)

В то время как корень всех грехов — это гордыня, лекарство от всех страстей — смирение.В этом образе жизни, показывающем безумие ради смирения, преподобный Гавриил рос в святости и через несколько лет начал завоевывать уважение и почитание как светских, так и церковных деятелей. Через семь лет после его кончины 2 ноября 1995 года Грузинская Православная Церковь официально признала его святым: святитель Гавриил (Ургебадзе) Мцхетский, Грузия, исповедник и юродивый.

Память нашей Пречистой Матери, блаженной Ксении Петербургской, юродивой, в свой праздник 6 февраля (24 января по юлианскому календарю) | CC BY-ND 2.0

Православные верят, что все мы психически больны из-за греха и что Православная Церковь — это больница для души, психиатрическая больница, где Бог является нашим Психиатром, Врачом нашей души:

«О Врач душ наших, познавший разум человеческий, состраданием Твоим исцели наши немощи, ибо мы немощны и сокрушены грехом». ( Тропарь Пророчества для шестого часа понедельника третьей недели Великого поста)

Это психическое исцеление происходит от обретения «внутреннего покоя», которое называется исихия , посредством аскетической дисциплины и созерцательной молитвы.Этапы обретения этой «внутренней тишины» или исихия часто описываются как: катарсис , очищение души от эгоистических страстей; photisis , просветление души, дар Святого Духа после очищения души; и наконец theosis , единение с Богом. Теозис — это приобщение к Божественной природе и спасение от тления этого мира, что, по мнению православных, является спасением.

С мирской точки зрения эта исихастическая практика православных может напоминать мистицизм восточных религий (e.g., буддизм и индуизм), но любые сходства являются лишь поверхностными. Например, использование Иисусовой молитвы «» в качестве мантры нарушит ее цель и будет считаться духовно вредным в исихастской традиции. Тем не менее, исихазм сильно отличается от современного западного понимания христианства.

Православная Церковь зародилась 2000 лет назад на Земле Израиля, которая в то время была частью Римской Империи, и распространилась по всему известному миру в течение нескольких столетий.Они описали свою веру, используя интеллектуальный язык и философию того времени и места, которые следовали традициям древнегреческих философов. Хотя они использовали этот язык и философию, сама Православная вера пришла из Божественного откровения, а не выросла из греческой или какой-либо другой философии. Таким образом, Православная вера должна пониматься с точки зрения Православной веры, а не с точки зрения древнегреческой философии или каких-либо других современных или древних философий.

Несмотря на то, что существует множество книг, касающихся православных верований в отношении психики и ее исцеления (одна из них написана греческим митрополитом и богословом митрополитом Иерофеем, даже имеет название «Православная психотерапия »), для простоты мы будем рекомендовать только две современные книги как представляющие эту важную информацию. аспект православия.Первый — это «Путь Бога к здравомыслию: уроки древних святых советников о том, как иметь здоровый разум» Ди Пеннок, в котором дается ясное и упорядоченное изложение писаний православных врачей души. Другой — Раненые любовью: Жизнь и мудрость Святого Порфирия , который представляет собой сборник записей более трех десятилетий, хранящихся у пары женщин, знавших старейшину Порфирия. Хотя эта последняя книга является хорошим обзором православной веры в целом, она также содержит много специфического для православных психиатрических убеждений.

Современная западная психиатрия

Древнегреческий философ Гиппократ предположил, что причиной психических заболеваний могут быть физиологические отклонения. Гиппократ даже писал, что он хвалил Демокрита за то, что он разрезал животных в своем саду в попытке обнаружить причину безумия и меланхолии. Тем не менее, центральной идеей древнегреческой философии является концепция психики (т. Е. Души), которая бессмертна и отличается от того, что принадлежит телу (т.е., соматический). Вот почему православные использовали тот же язык при описании человеческой личности как психосоматического существа, разрушение этого психосоматического единства привело к физической смерти.

С тех пор было установлено, что многие физические заболевания и травмы оказывают глубокое влияние на психику и психосоматические отношения. Однако точная природа того, как эти физические заболевания и травмы вызывают эти проблемы, ускользнула от светской медицины. Православные же объяснили бы это как о.Феофан (Константин) сделал в томе 1 Психологические основы мысленной молитвы в сердце :

«Душа функционирует через тело, и если тело повреждено, скажем, в его высших мозговых центрах, тогда душа не может выразить себя без того, чтобы все это было потеряно».

Область психологии может быть открыта как для психических, так и для соматических причин различных психических проблем; однако медицинская наука сосредоточена исключительно на соматике, на биологии. В то время как медицина может сочетаться с психологией, соматическая медицина сама по себе не способна исцелить психическую проблему, не имеющую соматической причины.Православные признают, что некоторые психологические методы могут быть полезны до определенного момента, но соматическая медицина не способна лечить действительно психиатрические болезни.

Широкомасштабное принятие теории материализма 17 века, развившейся в ответ на картезианский дуализм, создает дополнительную путаницу в соматической медицине. Вера в то, что материя является фундаментальной субстанцией в природе, впоследствии требует веры в то, что все психические аспекты являются результатом материальных взаимодействий, с выводом о том, что психические заболевания должны быть материальными (т.е., химический) дисбаланс.

Ожидается, что соматическая медицина сделает то, чего она не может сделать, неправильно поместив психические заболевания в сферу физических болезней. Это не только несправедливо по отношению к тем, кто обращается за помощью к профессионалам не в той области, но и несправедливо возлагать такие ожидания на этих специалистов. Для таких профессионалов должно быть безумно знать, что менее 5% их пациентов выздоровеют, но не иметь ни малейшего представления о том, почему способны выздороветь менее чем 5%.Для этих профессионалов было бы еще более обидно узнать, что от 40% до 50% пациентов, которые прекращают лечение, выздоравливают без каких-либо профессиональных знаний. Сомнительно, чтобы человек пошел в такую ​​область, зная об этом, но, будучи приверженным этой области, он попадает в ловушку культуры, придерживающейся ложных представлений о внешней реальности, и продолжает твердо придерживаться этих убеждений, несмотря на все неопровержимые и очевидные доказательства и свидетельства. иначе.

Теория материализма, для которой нет эмпирических доказательств и должна быть принята просто на основе слепой веры, не только прямо противоречит православной вере, использование терминов «психиатрия» и «психиатр» не имеет этимологического смысла внутри. контекст материализма.Поскольку греческое понятие психики отличается от всего соматического, поэтому православные приняли эти слова, медицинская область «психиатрия» ошибочно называется так, потому что она не имеет дела ни с чем конкретно психическим, а только с соматическим. Хотя термин psyche мог бы использоваться как метафора для чего-то соматического, это сделало бы слово психосоматический довольно бессмысленным.

В то время как современная западная медицинская область так называемой «психиатрии» имеет дело только с соматикой, их соматическое лечение действительно оказывает глубокое влияние на психику и психосоматические отношения.Хотя наблюдалось уменьшение психических расстройств у эпилептиков после приступов, которые привели к развитию электросудорожной терапии (ЭСТ) и других методов лечения шока, за которыми последовало развитие нейролептиков и новых классов психотропных препаратов, такая же реакция может наблюдаться. у выживших после черепно-мозговой травмы (ЧМТ). Некоторые пережившие ЧМТ, у которых также были серьезные межличностные и социальные травмы, часто вызванные инвалидностью, могут объективно взглянуть на свою ситуацию и сделать вывод, что они должны чувствовать депрессию, но не могут этого сделать из-за приобретенной ЧМТ.Точно так же нейромодулирующие техники соматической медицины потенциально могут утихомирить или заглушить психические расстройства, но они не могут сделать это с большой точностью и последовательностью. Что еще более важно: они на самом деле не решают настоящую проблему.

Ди Пеннок хорошо резюмирует это в вышеупомянутой книге:

Многие душевные недуги вызваны страстями, беспокоящими или временно овладевающими душой. Медицинское искусство может успокоить симптомы, но не может избавить душу от страстей.Один раз, когда важно понять это и сделать правильный выбор между врачом и врачом души , является лечение длительной или повторяющейся депрессии. Причина — физическая или духовная? Это в мозгу или в душе? Можно ли вылечить его с помощью медицины или нужно лечить духовно? (Исцеление не доказывается простым исчезновением симптомов, как это могло бы быть в результате потери трудоспособности или смерти. Такое восстановление здоровья показывает, что основная причина симптомов устраняется сама по себе.)

Боль часто предупреждает нас о том, что внутри тела что-то не так. И депрессия служит той же цели, говорят святые советники. Они говорят, что Бог часто дает или позволяет привлечь наше внимание к чему-то, что угрожает здоровью нашей души. Большая часть депрессии у людей, не страдающих тяжелой утратой, травмой или другой травмой, возникает из-за определенного духовного расстройства… Таким образом, , медицина , хотя ее можно использовать для временного физического облегчения, здесь не является первоочередной необходимостью. Скорее, духовное лечение, предписанное врачами души , является именно тем, что требуется.

Применение лекарств для подавления симптомов, вызванных духовной инфекцией в душе, говорят святые врачи, оставит душу заблокированной, без облегчения от того, что вызывает симптомы. Попытка вылечить духовное расстройство материальными средствами, подобными тому, как это писал один древний советник, — это , как прикрытие гнойной раны пластырем , не позволяющее ей стекать, и , когда яд распространяется под поверхностью .

Человек, возможно, много лет жил с суицидальными и даже смертоносными идеями, никогда не подвергаясь опасности воздействовать на эти симптомы психического расстройства.Хотя есть шанс, что какая-то форма нейромодуляции, предписанная соматическим врачом, может полностью заглушить эти симптомы, есть также шанс, что рациональная часть души, которая не дает человеку действовать в соответствии с этими симптомами, приглушается, что приводит к самоубийству или самоубийству. убийство или и то, и другое. Тем не менее, даже если нейромодуляция успешна в подавлении симптомов, предупреждающих человека о необходимости решения серьезных психических проблем, он не будет чувствовать необходимости решать эту проблему, оставив их такими же больными, но без симптомов.

Независимо от того, как материалистический подход пытается лечить психические проблемы, по мнению православных, он не может быть успешным. Однако страдания и унижения, вызванные так называемой «психиатрией» современной западной медицины, могут быть духовно полезными. Как сказал святой Порфирий в другой вышеупомянутой книге: « Человек, привыкший к унижению, привлекает благодать Божью ».

Старейшина Порфирий также объясняет, почему унижение полезно для лечения психических заболеваний: « Причина психологической нестабильности и расстройства — эгоизм.Это то, что сами психиатры, если они исследуют этот вопрос, обнаружат, а именно, что эгоист болен ».

Дух смирения, полный мира и любви, полезен не только для человека, которому причинен вред, он также может быть полезен для тех, кто причиняет вред. Пример для православных подал Христос, который молился в страданиях: « Отче, прости им, ибо они не знают, что делают ».

Святой Первомученик и архидиакон Стефан и многие другие последовали этому примеру, помолившись перед сном в этой жизни: « Господи, не обвиняй их в этом грехе .”

Это гораздо легче сказать, чем сделать, но для тех, кто приобрел исихия («внутреннее спокойствие»), можно даже следовать заповеди Христа: « благословляйте проклинающих вас, молитесь за тех, кто плохо обращается с вами. . ”

Для мира это может показаться безумием, но для православных это единственный путь к здравомыслию.

Заключение

Не стесняйтесь соглашаться или не соглашаться с православными верованиями, представленными выше, и любыми возможными будущими статьями на Mad in America относительно православной веры, но, пожалуйста, озвучивайте это согласие или несогласие в другом месте.Со стороны Mad in America весьма любезно опубликовать эту православную точку зрения на психиатрию, и, надеюсь, никто с другими убеждениями не обидится, так как ни один из них не был задуман. Те, кто придерживается других убеждений, вероятно, также будут считать, что их убеждения верны и что эти убеждения защищены международным и национальным законодательством. Возможно, вам стоит спросить себя: защищены ли законом ваши убеждения в отношении психиатрии?

Конечно, высказывание мнения о том, что представленная здесь православная перспектива безумие, а сам автор сумасшедший, никого не обидит.В конце концов, наш достопочтенный и богоносный Отец Антоний Пустынный (251–356 гг. Н. Э.) Сказал: « Приближается время, когда люди сойдут с ума, и когда они увидят кого-то, кто не сумасшедший, они нападут на него, говоря: «Ты сумасшедший, ты не такой, как мы » »

***

Mad in America ведет блоги самых разных авторов. Эти сообщения предназначены для использования в качестве публичного форума для обсуждения — в широком смысле — психиатрии и ее методов лечения. Высказанные мнения принадлежат авторам.

Социальный аспект психических заболеваний у православных христиан из этнической группы тигринья в Эритрее

Аннотация

Данное исследование проводится в социокультурном и религиозном контексте православных христиан из этнической группы тигринья, которые населяют на центральном и южном плато Эритреи. Поскольку эта этническая группа доминирует в этнолингвистическом и социокультурном отношении и религиозно консервативным по сравнению с остальными восемью этнолингвистическими группами и другими христианскими конфессиями в страны, этот исследовательский проект более подробно рассматривает то, как члены традиционно и религиозно связанных православных христиан этнической группы тигринья концептуализируют или конструируют понятие психического заболевания, исходя из социокультурного и религиозного мировоззрения.Что еще более важно, будут предприняты попытки изучить влияние прочных систем родства, социокультурной структуры и религиозные убеждения и обычаи этой этнической группы при обращении за лечением и предпочтениях православных Христиане по отношению к душевным болезням и их носителям. Следовательно, вопреки господствующей этиологической концептуализации и диагностическая формулировка биомедицинской модели в отношении психических заболеваний и пациентов, это исследование утверждает, что социокультурные и религиозные убеждения или традиционно связанные идеологии болезней в огромной степени определяют восприятие, поведение при поиске лечения и предпочтения в отношении православных христиан из этнической группы тигринья в Эритрее.Таким образом, это исследование исследует, как такие социокультурные практики и религиозные верования напрямую связаны с тем, как православные христиане из этнической группы тигринья воспринимают и лечить психическое заболевание? каковы различные способы воздействия социокультурных обычаев и религиозных убеждений на психически больных людей и их семьи. И какие лечебные и интеграционные стратегии можно было бы разработать для решения проблем, создаваемых религией и культура на носителей болезни? Таким образом, в качестве ключевых тем и целей данного исследования предпринимаются попытки: исследовать взаимосвязь между психическим заболеванием и социально-культурными практиками и религиозными убеждениями и предпочтениями в лечении, изучите различные способы, при помощи которых социально-культурные обычаи и религиозные верования влияют на психически больных людей и их семьи и определяют возможные пути их воздействия. может облегчить проблемы, создаваемые религией и культурой для людей с психическими заболеваниями, что в конечном итоге может привести к самодостаточности и расширение прав и возможностей интеграции людей с психическими заболеваниями в основное общество.В конечном итоге за счет использования сравнительного и индуктивного подходов, этот исследовательский проект, как ожидается, затронет сквозные темы и установит важные связь между социально-культурными и религиозными факторами, с одной стороны, и восприятием, обращением за лечением и предпочтениями к лечению православных христиан вышеупомянутой этнической группы с другой.

Биография

PDF HTML

Православная церковь и бремя пандемии для психического здоровья: краткий обзор

Abstract

Бремя недавней пандемии COVID19 для психического здоровья будет обширным и повсеместным, вероятно, в течение многих лет.Стресс и тревога, вызванные этим событием, несомненно, повлияют на православные общины, независимо от их местоположения, после того, как мир преодолеет кризис и восстановит некоторое чувство нормальной жизни. Оценка потребностей православных христиан в психическом здоровье остается в значительной степени неизученным явлением. Был проведен небольшой описательный обзор, чтобы выяснить, каким образом другие религиозные организации изучали психическое здоровье в своих сообществах. Хотя существуют исследования, посвященные многим религиозным организациям, основанным на меньшинствах и иммигрантах, их охват ограничен.Учитывая сходство, которое существует между религиозными группами меньшинств и иммигрантов и православными общинами, предлагается структура планирования для улучшения православных ответных мер после пандемии.

Ключевые слова: Пандемия, Депрессия, Беспокойство, Обучение духовенства, COVID-19

Введение

Глобальная пандемия COVID-19 изменила образ жизни общества. Для православных христиан всего мира это означало, что самые святые дни 2020 года (то есть Великий пост, Страстная неделя и Пасха) отмечались онлайн — это виртуальная реальность Святого Воскресения.Инстинктивная реальность болезней и смерти в прошлые века была гораздо более знакомым явлением, чем в современную эпоху. Способы, которыми древние люди мысленно относились к этим событиям, хотя и были общими для всего человечества, в некоторой степени устарели. Средневековый врач Томмазо дель Гарбо, например, дал следующий совет тем, кто страдает от чумы: «Проводите время в своем доме, но не с большим количеством людей, и на досуге в садах» (Phillips, 2020) .

Действительно, достижения медицины сделали многие великие бедствия прошлого несущественными, равно как и то, как общество справлялось с ними мысленно.Сейчас мы в некоторой степени защищены от необходимости обдумывать способы физического и психологического выживания, когда мы сталкиваемся с болезнями и смертью. В центре этой реальности были, в частности, существующие «новые нормы» удаленной работы, онлайн-обучения и общения на расстоянии. Глубокое воздействие этих обстоятельств на психическое здоровье любого общества, вероятно, будет иметь длительный эффект на долгие годы.

Страх, тревога и общее чувство беспокойства сделают жизнь, как мы теперь ее знаем, более неопределенной.Сомнения и чувство незащищенности скажутся на психике многих семей. Когда такие события влияли на общества в прошлом, Церковь всегда давала утешение и надежду (Walker et al., 1985). Открытие церквей в районах бедствий, предоставление убежища беженцам и больным, а также создание домов престарелых среди других программ были частью христианского организационного опыта (Walker et al., 1985). Чумы, войны и революции приходили и уходили, но Церковь осталась. Тем не менее, это ставит перед нами фундаментальный вопрос в настоящее время: готова ли Церковь противостоять этому новому вызову? Учитывая множество способов, которыми жизнь продолжает меняться в результате пандемии, и возможные последствия для психического здоровья, готовы ли мы решать проблемы, которые могут произойти в современном контексте?

Методология

Рецензируемый анализ потребностей в психическом здоровье, особенно православных христиан, в основном отсутствует в литературе, посвященной психическому здоровью и религиозным организациям.Хотя исследования в традиционно православных странах, таких как Грузия и Румыния, действительно существуют, их применение к американскому опыту вызывает сомнения, но не совсем неуместное (Cuceu & Pontikes, 2016; Giorgadze et al., 2017). Поиск данных EBSCO Discovery Service, ProQuest и JSTOR проводился с перекрестными ссылками на организации психического здоровья и религиозные организации. Были исключены статьи, посвященные медицинским услугам помимо психического здоровья в религиозных сообществах, а также в тех, кто старше 15 лет.Все статьи, которые были сохранены, касались аспектов иммигрантов и меньшинств, что очень похоже на опыт православных христиан в США, учитывая этнические предпочтения и изолированность многих приходов.

Православная психология

Психическое здоровье православных христиан и, действительно, многих религиозных общин остается в значительной степени малоизученным явлением, хотя потенциальные положительные преимущества были изучены (CMHS, 2004; Hankerson & Weissman, 2012; Kramer, 2010 ).Исследования темы стигмы в отношении психического здоровья среди иммигрантов и представителей религиозных меньшинств, из которых состоят многие православные общины, также показали повсеместное подозрение и неправильное понимание лечения психического здоровья. (Caplan, 2006; Codjoe et al., 2019; Hankerson & Weissman, 2012). В работе Каплана, например, влияние стигмы прямо нацелено на три церкви, в основном латиноамериканские. Хотя эта работа невелика по масштабу и ограничивается одной конкретной этнической группой, эта работа показывает влияние, которое стигма оказывает на эти общины, и то, как это препятствует получению психиатрической помощи (Caplan, 2006).Учитывая, что многие православные общины также состоят из иммигрантов, культурные последствия могут быть обобщены с учетом консервативного и религиозного рвения внутри этих групп. Хэнкерсон и Вайсман провели метаанализ церковных программ, ориентированных на афроамериканских прихожан. Они определили, что, хотя церковные программы помогают преодолеть расовое неравенство в доступе к услугам здравоохранения, внимание к программам психического здоровья «крайне ограничено» (Hankerson & Weissman, 2012).Проблемы людей, которые «… подвергались остракизму или изоляции…», также были отмечены в работе Коджо и его коллег. Это было особенно отмечено среди исторически черных церквей в Великобритании, но могло легко относиться и к другим общинам (Codjoe et al., 2019).

Подозрительное отношение религиозных сообществ к организованным службам психического здоровья часто связано не только с предполагаемой слабостью религиозной веры, но и с общим светским институциональным характером профессионального лечения психических заболеваний.Богословские объяснения (и, возможно, иногда оправдания) сделали опасения по поводу оценки бремени психического здоровья в некоторых общинах ненужными (Leavey et al., 2007). Другими словами, поскольку эмоциональные аспекты преодоления кризисов рассматриваются исключительно как субъективные, нет необходимости оценивать эти аспекты, поскольку религиозных убеждений должно хватить, если вера воспринимается как сильная.

Тем не менее, влияние этих недавних глобальных событий на психическое здоровье невозможно недооценить, особенно в светском мире, где доступно так много возможностей для обработки этих эмоций за пределами религиозных организаций.Духовенство, которое может иметь или не обучаться оценке психического здоровья, обязательно должно рассмотреть другие варианты для более сильно затронутых лиц, для которых традиционное духовное консультирование не может быть всеобъемлющим или, фактически, полезным.

Благодаря индивидуальному консультированию и пастырской заботе многие священнослужители хорошо осведомлены о проблемах, с которыми борются некоторые из их прихожан (Dalencour et al., 2017). Учитывая защищенный характер этих отношений, услуги по охране психического здоровья вне Церкви могут быть инициированы, а могут и не быть.Некоторые религиозные организации поддерживают связь с практикующими психиатрами и службами общественного здравоохранения для устранения этих предполагаемых пробелов (Codjoe et al., 2019; Williams et al., 2014). Например, Лаверн Уильямс и ее коллеги признали, что социальные работники во многих отношениях работали с религиозными организациями для достижения цели укрепления здоровья. Однако они обнаружили, что акцента на конкретных проблемах психического здоровья, таких как большая депрессия, не было в литературе, связанной с этими отношениями.Таким образом, они рекомендуют создать «министерство психического здоровья», которое в своей работе конкретно занимается изучением вопросов психического здоровья в афроамериканских сообществах (Williams et al., 2014). Следует отметить, что многие православные общины в настоящее время предлагают места для встреч для встреч Анонимных Алкоголиков и других 12-ступенчатых программ. Однако члены определенных общин не часто получают к ним доступ. Эти группы могли бы обеспечить платформу для большего охвата, если бы их продвигали изнутри Церкви.

В литературе отмечается, что существующие программы психического здоровья, как правило, нацелены на лиц из числа меньшинств, где местная церковь играет жизненно важную роль в участии сообщества и где другие связи со службами могут быть не так легко доступны (Codjoe et al., 2019 ). Этот тип отношений позволяет улучшить взаимодействие между организациями и церквями с явным намерением улучшить доступ и результаты к широкому спектру социальных услуг, которые могут быть или не могут быть напрямую связаны с психическим здоровьем.Однако, как указывает Крамер, у многих церквей могут быть ограниченные ресурсы для поддержки этих связей в сообществах, особенно там, где государственные средства участвуют в программах психического здоровья (Kramer, 2010). Могут возникнуть дополнительные сложности, связанные с этими ограничениями, такие как «… религиозное содержание, разделение и защита клиентов…», которые могут выходить или не выходить за границы конфиденциальности священника / прихожанина (Kramer, 2010). Эта модель перенаправляет потребности прихожан в области психического здоровья в существующие системы общественного здравоохранения с церковью в качестве связующего звена (DeKraal et al., 2011). Преимущество этой модели — готовность людей участвовать, учитывая их ранее существовавшие отношения с Церковью. (Williams et al., 2014).

Эти партнерские отношения, хотя и являются позитивными, иногда могут стирать границы между различными областями психического, физического и духовного здоровья, если рассматривать их только фрагментарно (Leavey, et al., 2007; Loue, 2010). В обширном разоблачении Лу описывает юридические и этические дилеммы, которые иногда могут возникнуть, когда линии психического здоровья и духовного опыта взаимосвязаны.Используя серию примеров из практики, этот автор указывает на конфликты, которые могут возникнуть в связи с такими вопросами, как сексуальная идентичность или роль «исцеления верой» в отношении проблем психического здоровья. Юридическая ответственность клерикального консультирования и пастырского руководства была решена в судах (Loue, 2010). Таким образом, необходимость ознакомления духовенства со службами за пределами Церкви можно рассматривать как средство снижения ответственности прихода.

Возвращаясь снова к Великобритании, Ливи и его коллеги попытались провести качественный анализ мнений духовенства в отношении охраны психического здоровья в контексте их конгрегаций.«Тридцать два интервью были проведены в выборке, в которую вошли 19 христианских служителей, шесть раввинов и семь имамов». (Leavey et al., 2007). Их исследование показало, что духовенство действительно осознает бремя проблем с психическим здоровьем среди своих прихожан. Однако духовенство не всегда чувствовало себя достаточно обученным в этих вопросах, чтобы решать множество межличностных и функциональных проблем, на которые может повлиять психическое здоровье. Таким образом, необходимость «сотрудничества» между религиозными группами и службами охраны психического здоровья рассматривается как необходимый мост для эффективного устранения пробелов, которые, возможно, не удалось устранить при обучении священнослужителей.Они также отмечают, что роль духовенства в жизни многих людей не понимается и не ценится специалистами в области психического здоровья. Например, духовное руководство как средство облегчения беспокойства по поводу жизненных проблем посредством более тесного контакта с «высшей силой» рассматривается с подозрением, даже если оно является отличительной чертой большинства 12-ступенчатых программ. Однако религиозный акцент не всегда ценится в психиатрическом сообществе. Это тоже, в их анализе, должно быть исправлено, чтобы «… приспособить духовные представления о болезни» в рамках поддержки психического здоровья.(Leavey et al., 2007).

Однако вышесказанное предполагает, что духовенство обучено решать (или, по крайней мере, распознавать) проблемы психического здоровья как с физиологической, так и с теологической точек зрения. Вонг и его коллеги проанализировали результаты исследования национальных собраний 2012 года. Этот анализ направлен на «… оценить процент конгрегаций, предоставляющих программы для поддержки людей с психическими заболеваниями, и выявить внутренние и внешние факторы, связанные с спонсорством конгрегаций программ психического здоровья» (Wong et al., 2018). Их результаты показывают, что способность общины поддерживать социальные услуги, направленные на психическое здоровье, связана с общими финансовыми и общими ресурсами, доступными этим общинам (Wong et al., 2018). Однако прямое влияние отдельного духовенства было смягчено только с точки зрения возраста и опыта и не обязательно было прямой функцией обучения. Хотя многие православные общины не имеют больших финансовых или капитальных ресурсов, обучение священнослужителей и доступ к местным услугам могли бы восполнить этот пробел.

Если рассматривать свое психическое здоровье как простую функцию силы веры, это может неизбежно привести к еще большему бремени (Leavey et al., 2007). Это включает, конечно, психическое здоровье самих священнослужителей. Действительно, необходимо проявлять большую осторожность, чтобы духовенство было обучено динамике психического здоровья, чтобы избежать ненужного стресса как со стороны самих себя, так и со стороны их прихожан. С этой целью каков будет ответ в нынешних условиях?

Церковь — это архетип «больницы», куда люди приходят искать исцеления как для души, так и для тела.Это место ремонта (Алфеев, 2017). Таким образом, Церковь не может игнорировать современные подходы к психическому благополучию. Светский мир слишком насыщен этими подходами, чтобы им можно было пренебречь, особенно в нынешних условиях; необходимо как минимум обратить внимание на профессиональные подходы. Тем не менее, проверенные временем подходы Церкви также нельзя игнорировать или ограничивать только прошлым.

Вечное всегда современно. Ресурсы для современного применения этих древних подходов включают основополагающую работу Ларше, Theology of Illness (2002).Здесь Ларше рассматривает заботу о людях с правильной точки зрения, а именно: «все, что связано с телом, включает человека в целом». Другая полезная современная православная работа, Страдания и природа исцеления (Hinshaw, 2013), рассматривает само страдание — физическое или психологическое — в его правильной перспективе, а именно как нечто, что потенциально может превратиться в победу. Короче говоря, эти страдания, которые мы претерпели за последние несколько месяцев, не обязательно должны быть поражением, но милостью Бога могут быть превращены в причину трансформации.Особую ценность представляет то, что, хотя эти подходы могут быть современными, они основаны на проверенных методах православных христиан, которые приходили и уходили. Хотя ситуации изменились за долгую историю этого мира, человеческие эмоции не изменились. Однако, поскольку подходы к этим эмоциям менялись на протяжении веков, для Православной церкви и православных христиан важно применять мудрость прошлого к новым ситуациям в настоящем с большим рвением и конкретностью.

Слабые места некоторых религиозных организаций в адекватном решении проблем психического здоровья известны, поэтому все инструменты, необходимые для их исправления, должны быть доступны и оценены с учетом потребностей и ресурсов этого сообщества (Kopacz et al., 2019). С помощью опроса Копач и его коллеги стремились понять различия в поддержке, оказываемой ветеранам в религиозных организациях, по сравнению с нерелигиозными. Они обнаружили, что «… религиозные респонденты оказывали значительно меньше услуг в области психического здоровья, предотвращения самоубийств, просвещения / информационно-просветительской работы и других услуг» для ветеранов (Kopacz et al., 2019). Их работа рекомендует наладить связи между религиозными организациями и местными агентствами, чтобы восполнить этот пробел в услугах (Kopacz et al., 2019). Потенциал для смягчения этого воздействия также был признан и активно поощрялся. (Leavey et al., 2007). Таким образом, духовенство играет жизненно важную, центральную роль в смягчении возможных последствий. Однако необходимо также признать напряженность, которая часто возникает между миром психического здоровья и религиозным сообществом. Многовековые недопонимания и недоверие между двумя группами — это реальность, которую необходимо решать на индивидуальном уровне.Салливан и его коллеги ясно дают понять, что эти исторические предрассудки имеют свое влияние, но не являются непреодолимыми (Sullivan et al., 2014). Их исследование популяции VA продемонстрировало, что сотрудничество может обеспечить столь необходимую поддержку в широком спектре психических и духовных невзгод. Они рекомендуют более тесные партнерские отношения, чтобы специалисты в области психического здоровья и духовенство могли лучше понять друг друга и то, как они могут дополнять работу друг друга в процессе психического исцеления (Sullivan et al., 2014). Неспособность должным образом подготовиться к неизбежным последствиям пандемии — пастырская безответственность и, в то же время, очень терпимая с учетом того, что уже было изучено.

Православная церковь и бремя пандемии для психического здоровья: краткий обзор

Abstract

Бремя недавней пандемии COVID19 для психического здоровья будет обширным и повсеместным, вероятно, в течение многих лет. Стресс и тревога, вызванные этим событием, несомненно, повлияют на православные общины, независимо от их местоположения, после того, как мир преодолеет кризис и восстановит некоторое чувство нормальной жизни.Оценка потребностей православных христиан в психическом здоровье остается в значительной степени неизученным явлением. Был проведен небольшой описательный обзор, чтобы выяснить, каким образом другие религиозные организации изучали психическое здоровье в своих сообществах. Хотя существуют исследования, посвященные многим религиозным организациям, основанным на меньшинствах и иммигрантах, их охват ограничен. Учитывая сходство, которое существует между религиозными группами меньшинств и иммигрантов и православными общинами, предлагается структура планирования для улучшения православных ответных мер после пандемии.

Ключевые слова: Пандемия, Депрессия, Беспокойство, Обучение духовенства, COVID-19

Введение

Глобальная пандемия COVID-19 изменила образ жизни общества. Для православных христиан всего мира это означало, что самые святые дни 2020 года (то есть Великий пост, Страстная неделя и Пасха) отмечались онлайн — это виртуальная реальность Святого Воскресения. Инстинктивная реальность болезней и смерти в прошлые века была гораздо более знакомым явлением, чем в современную эпоху.Способы, которыми древние люди мысленно относились к этим событиям, хотя и были общими для всего человечества, в некоторой степени устарели. Средневековый врач Томмазо дель Гарбо, например, дал следующий совет тем, кто страдает от чумы: «Проводите время в своем доме, но не с большим количеством людей, и на досуге в садах» (Phillips, 2020) .

Действительно, достижения медицины сделали многие великие бедствия прошлого несущественными, равно как и то, как общество справлялось с ними мысленно.Сейчас мы в некоторой степени защищены от необходимости обдумывать способы физического и психологического выживания, когда мы сталкиваемся с болезнями и смертью. В центре этой реальности были, в частности, существующие «новые нормы» удаленной работы, онлайн-обучения и общения на расстоянии. Глубокое воздействие этих обстоятельств на психическое здоровье любого общества, вероятно, будет иметь длительный эффект на долгие годы.

Страх, тревога и общее чувство беспокойства сделают жизнь, как мы теперь ее знаем, более неопределенной.Сомнения и чувство незащищенности скажутся на психике многих семей. Когда такие события влияли на общества в прошлом, Церковь всегда давала утешение и надежду (Walker et al., 1985). Открытие церквей в районах бедствий, предоставление убежища беженцам и больным, а также создание домов престарелых среди других программ были частью христианского организационного опыта (Walker et al., 1985). Чумы, войны и революции приходили и уходили, но Церковь осталась. Тем не менее, это ставит перед нами фундаментальный вопрос в настоящее время: готова ли Церковь противостоять этому новому вызову? Учитывая множество способов, которыми жизнь продолжает меняться в результате пандемии, и возможные последствия для психического здоровья, готовы ли мы решать проблемы, которые могут произойти в современном контексте?

Методология

Рецензируемый анализ потребностей в психическом здоровье, особенно православных христиан, в основном отсутствует в литературе, посвященной психическому здоровью и религиозным организациям.Хотя исследования в традиционно православных странах, таких как Грузия и Румыния, действительно существуют, их применение к американскому опыту вызывает сомнения, но не совсем неуместное (Cuceu & Pontikes, 2016; Giorgadze et al., 2017). Поиск данных EBSCO Discovery Service, ProQuest и JSTOR проводился с перекрестными ссылками на организации психического здоровья и религиозные организации. Были исключены статьи, посвященные медицинским услугам помимо психического здоровья в религиозных сообществах, а также в тех, кто старше 15 лет.Все статьи, которые были сохранены, касались аспектов иммигрантов и меньшинств, что очень похоже на опыт православных христиан в США, учитывая этнические предпочтения и изолированность многих приходов.

Православная психология

Психическое здоровье православных христиан и, действительно, многих религиозных общин остается в значительной степени малоизученным явлением, хотя потенциальные положительные преимущества были изучены (CMHS, 2004; Hankerson & Weissman, 2012; Kramer, 2010 ).Исследования темы стигмы в отношении психического здоровья среди иммигрантов и представителей религиозных меньшинств, из которых состоят многие православные общины, также показали повсеместное подозрение и неправильное понимание лечения психического здоровья. (Caplan, 2006; Codjoe et al., 2019; Hankerson & Weissman, 2012). В работе Каплана, например, влияние стигмы прямо нацелено на три церкви, в основном латиноамериканские. Хотя эта работа невелика по масштабу и ограничивается одной конкретной этнической группой, эта работа показывает влияние, которое стигма оказывает на эти общины, и то, как это препятствует получению психиатрической помощи (Caplan, 2006).Учитывая, что многие православные общины также состоят из иммигрантов, культурные последствия могут быть обобщены с учетом консервативного и религиозного рвения внутри этих групп. Хэнкерсон и Вайсман провели метаанализ церковных программ, ориентированных на афроамериканских прихожан. Они определили, что, хотя церковные программы помогают преодолеть расовое неравенство в доступе к услугам здравоохранения, внимание к программам психического здоровья «крайне ограничено» (Hankerson & Weissman, 2012).Проблемы людей, которые «… подвергались остракизму или изоляции…», также были отмечены в работе Коджо и его коллег. Это было особенно отмечено среди исторически черных церквей в Великобритании, но могло легко относиться и к другим общинам (Codjoe et al., 2019).

Подозрительное отношение религиозных сообществ к организованным службам психического здоровья часто связано не только с предполагаемой слабостью религиозной веры, но и с общим светским институциональным характером профессионального лечения психических заболеваний.Богословские объяснения (и, возможно, иногда оправдания) сделали опасения по поводу оценки бремени психического здоровья в некоторых общинах ненужными (Leavey et al., 2007). Другими словами, поскольку эмоциональные аспекты преодоления кризисов рассматриваются исключительно как субъективные, нет необходимости оценивать эти аспекты, поскольку религиозных убеждений должно хватить, если вера воспринимается как сильная.

Тем не менее, влияние этих недавних глобальных событий на психическое здоровье невозможно недооценить, особенно в светском мире, где доступно так много возможностей для обработки этих эмоций за пределами религиозных организаций.Духовенство, которое может иметь или не обучаться оценке психического здоровья, обязательно должно рассмотреть другие варианты для более сильно затронутых лиц, для которых традиционное духовное консультирование не может быть всеобъемлющим или, фактически, полезным.

Благодаря индивидуальному консультированию и пастырской заботе многие священнослужители хорошо осведомлены о проблемах, с которыми борются некоторые из их прихожан (Dalencour et al., 2017). Учитывая защищенный характер этих отношений, услуги по охране психического здоровья вне Церкви могут быть инициированы, а могут и не быть.Некоторые религиозные организации поддерживают связь с практикующими психиатрами и службами общественного здравоохранения для устранения этих предполагаемых пробелов (Codjoe et al., 2019; Williams et al., 2014). Например, Лаверн Уильямс и ее коллеги признали, что социальные работники во многих отношениях работали с религиозными организациями для достижения цели укрепления здоровья. Однако они обнаружили, что акцента на конкретных проблемах психического здоровья, таких как большая депрессия, не было в литературе, связанной с этими отношениями.Таким образом, они рекомендуют создать «министерство психического здоровья», которое в своей работе конкретно занимается изучением вопросов психического здоровья в афроамериканских сообществах (Williams et al., 2014). Следует отметить, что многие православные общины в настоящее время предлагают места для встреч для встреч Анонимных Алкоголиков и других 12-ступенчатых программ. Однако члены определенных общин не часто получают к ним доступ. Эти группы могли бы обеспечить платформу для большего охвата, если бы их продвигали изнутри Церкви.

В литературе отмечается, что существующие программы психического здоровья, как правило, нацелены на лиц из числа меньшинств, где местная церковь играет жизненно важную роль в участии сообщества и где другие связи со службами могут быть не так легко доступны (Codjoe et al., 2019 ). Этот тип отношений позволяет улучшить взаимодействие между организациями и церквями с явным намерением улучшить доступ и результаты к широкому спектру социальных услуг, которые могут быть или не могут быть напрямую связаны с психическим здоровьем.Однако, как указывает Крамер, у многих церквей могут быть ограниченные ресурсы для поддержки этих связей в сообществах, особенно там, где государственные средства участвуют в программах психического здоровья (Kramer, 2010). Могут возникнуть дополнительные сложности, связанные с этими ограничениями, такие как «… религиозное содержание, разделение и защита клиентов…», которые могут выходить или не выходить за границы конфиденциальности священника / прихожанина (Kramer, 2010). Эта модель перенаправляет потребности прихожан в области психического здоровья в существующие системы общественного здравоохранения с церковью в качестве связующего звена (DeKraal et al., 2011). Преимущество этой модели — готовность людей участвовать, учитывая их ранее существовавшие отношения с Церковью. (Williams et al., 2014).

Эти партнерские отношения, хотя и являются позитивными, иногда могут стирать границы между различными областями психического, физического и духовного здоровья, если рассматривать их только фрагментарно (Leavey, et al., 2007; Loue, 2010). В обширном разоблачении Лу описывает юридические и этические дилеммы, которые иногда могут возникнуть, когда линии психического здоровья и духовного опыта взаимосвязаны.Используя серию примеров из практики, этот автор указывает на конфликты, которые могут возникнуть в связи с такими вопросами, как сексуальная идентичность или роль «исцеления верой» в отношении проблем психического здоровья. Юридическая ответственность клерикального консультирования и пастырского руководства была решена в судах (Loue, 2010). Таким образом, необходимость ознакомления духовенства со службами за пределами Церкви можно рассматривать как средство снижения ответственности прихода.

Возвращаясь снова к Великобритании, Ливи и его коллеги попытались провести качественный анализ мнений духовенства в отношении охраны психического здоровья в контексте их конгрегаций.«Тридцать два интервью были проведены в выборке, в которую вошли 19 христианских служителей, шесть раввинов и семь имамов». (Leavey et al., 2007). Их исследование показало, что духовенство действительно осознает бремя проблем с психическим здоровьем среди своих прихожан. Однако духовенство не всегда чувствовало себя достаточно обученным в этих вопросах, чтобы решать множество межличностных и функциональных проблем, на которые может повлиять психическое здоровье. Таким образом, необходимость «сотрудничества» между религиозными группами и службами охраны психического здоровья рассматривается как необходимый мост для эффективного устранения пробелов, которые, возможно, не удалось устранить при обучении священнослужителей.Они также отмечают, что роль духовенства в жизни многих людей не понимается и не ценится специалистами в области психического здоровья. Например, духовное руководство как средство облегчения беспокойства по поводу жизненных проблем посредством более тесного контакта с «высшей силой» рассматривается с подозрением, даже если оно является отличительной чертой большинства 12-ступенчатых программ. Однако религиозный акцент не всегда ценится в психиатрическом сообществе. Это тоже, в их анализе, должно быть исправлено, чтобы «… приспособить духовные представления о болезни» в рамках поддержки психического здоровья.(Leavey et al., 2007).

Однако вышесказанное предполагает, что духовенство обучено решать (или, по крайней мере, распознавать) проблемы психического здоровья как с физиологической, так и с теологической точек зрения. Вонг и его коллеги проанализировали результаты исследования национальных собраний 2012 года. Этот анализ направлен на «… оценить процент конгрегаций, предоставляющих программы для поддержки людей с психическими заболеваниями, и выявить внутренние и внешние факторы, связанные с спонсорством конгрегаций программ психического здоровья» (Wong et al., 2018). Их результаты показывают, что способность общины поддерживать социальные услуги, направленные на психическое здоровье, связана с общими финансовыми и общими ресурсами, доступными этим общинам (Wong et al., 2018). Однако прямое влияние отдельного духовенства было смягчено только с точки зрения возраста и опыта и не обязательно было прямой функцией обучения. Хотя многие православные общины не имеют больших финансовых или капитальных ресурсов, обучение священнослужителей и доступ к местным услугам могли бы восполнить этот пробел.

Если рассматривать свое психическое здоровье как простую функцию силы веры, это может неизбежно привести к еще большему бремени (Leavey et al., 2007). Это включает, конечно, психическое здоровье самих священнослужителей. Действительно, необходимо проявлять большую осторожность, чтобы духовенство было обучено динамике психического здоровья, чтобы избежать ненужного стресса как со стороны самих себя, так и со стороны их прихожан. С этой целью каков будет ответ в нынешних условиях?

Церковь — это архетип «больницы», куда люди приходят искать исцеления как для души, так и для тела.Это место ремонта (Алфеев, 2017). Таким образом, Церковь не может игнорировать современные подходы к психическому благополучию. Светский мир слишком насыщен этими подходами, чтобы им можно было пренебречь, особенно в нынешних условиях; необходимо как минимум обратить внимание на профессиональные подходы. Тем не менее, проверенные временем подходы Церкви также нельзя игнорировать или ограничивать только прошлым.

Вечное всегда современно. Ресурсы для современного применения этих древних подходов включают основополагающую работу Ларше, Theology of Illness (2002).Здесь Ларше рассматривает заботу о людях с правильной точки зрения, а именно: «все, что связано с телом, включает человека в целом». Другая полезная современная православная работа, Страдания и природа исцеления (Hinshaw, 2013), рассматривает само страдание — физическое или психологическое — в его правильной перспективе, а именно как нечто, что потенциально может превратиться в победу. Короче говоря, эти страдания, которые мы претерпели за последние несколько месяцев, не обязательно должны быть поражением, но милостью Бога могут быть превращены в причину трансформации.Особую ценность представляет то, что, хотя эти подходы могут быть современными, они основаны на проверенных методах православных христиан, которые приходили и уходили. Хотя ситуации изменились за долгую историю этого мира, человеческие эмоции не изменились. Однако, поскольку подходы к этим эмоциям менялись на протяжении веков, для Православной церкви и православных христиан важно применять мудрость прошлого к новым ситуациям в настоящем с большим рвением и конкретностью.

Слабые места некоторых религиозных организаций в адекватном решении проблем психического здоровья известны, поэтому все инструменты, необходимые для их исправления, должны быть доступны и оценены с учетом потребностей и ресурсов этого сообщества (Kopacz et al., 2019). С помощью опроса Копач и его коллеги стремились понять различия в поддержке, оказываемой ветеранам в религиозных организациях, по сравнению с нерелигиозными. Они обнаружили, что «… религиозные респонденты оказывали значительно меньше услуг в области психического здоровья, предотвращения самоубийств, просвещения / информационно-просветительской работы и других услуг» для ветеранов (Kopacz et al., 2019). Их работа рекомендует наладить связи между религиозными организациями и местными агентствами, чтобы восполнить этот пробел в услугах (Kopacz et al., 2019). Потенциал для смягчения этого воздействия также был признан и активно поощрялся. (Leavey et al., 2007). Таким образом, духовенство играет жизненно важную, центральную роль в смягчении возможных последствий. Однако необходимо также признать напряженность, которая часто возникает между миром психического здоровья и религиозным сообществом. Многовековые недопонимания и недоверие между двумя группами — это реальность, которую необходимо решать на индивидуальном уровне.Салливан и его коллеги ясно дают понять, что эти исторические предрассудки имеют свое влияние, но не являются непреодолимыми (Sullivan et al., 2014). Их исследование популяции VA продемонстрировало, что сотрудничество может обеспечить столь необходимую поддержку в широком спектре психических и духовных невзгод. Они рекомендуют более тесные партнерские отношения, чтобы специалисты в области психического здоровья и духовенство могли лучше понять друг друга и то, как они могут дополнять работу друг друга в процессе психического исцеления (Sullivan et al., 2014). Неспособность должным образом подготовиться к неизбежным последствиям пандемии — пастырская безответственность и, в то же время, очень терпимая с учетом того, что уже было изучено.

Православная церковь и бремя пандемии для психического здоровья: краткий обзор

Abstract

Бремя недавней пандемии COVID19 для психического здоровья будет обширным и повсеместным, вероятно, в течение многих лет. Стресс и тревога, вызванные этим событием, несомненно, повлияют на православные общины, независимо от их местоположения, после того, как мир преодолеет кризис и восстановит некоторое чувство нормальной жизни.Оценка потребностей православных христиан в психическом здоровье остается в значительной степени неизученным явлением. Был проведен небольшой описательный обзор, чтобы выяснить, каким образом другие религиозные организации изучали психическое здоровье в своих сообществах. Хотя существуют исследования, посвященные многим религиозным организациям, основанным на меньшинствах и иммигрантах, их охват ограничен. Учитывая сходство, которое существует между религиозными группами меньшинств и иммигрантов и православными общинами, предлагается структура планирования для улучшения православных ответных мер после пандемии.

Ключевые слова: Пандемия, Депрессия, Беспокойство, Обучение духовенства, COVID-19

Введение

Глобальная пандемия COVID-19 изменила образ жизни общества. Для православных христиан всего мира это означало, что самые святые дни 2020 года (то есть Великий пост, Страстная неделя и Пасха) отмечались онлайн — это виртуальная реальность Святого Воскресения. Инстинктивная реальность болезней и смерти в прошлые века была гораздо более знакомым явлением, чем в современную эпоху.Способы, которыми древние люди мысленно относились к этим событиям, хотя и были общими для всего человечества, в некоторой степени устарели. Средневековый врач Томмазо дель Гарбо, например, дал следующий совет тем, кто страдает от чумы: «Проводите время в своем доме, но не с большим количеством людей, и на досуге в садах» (Phillips, 2020) .

Действительно, достижения медицины сделали многие великие бедствия прошлого несущественными, равно как и то, как общество справлялось с ними мысленно.Сейчас мы в некоторой степени защищены от необходимости обдумывать способы физического и психологического выживания, когда мы сталкиваемся с болезнями и смертью. В центре этой реальности были, в частности, существующие «новые нормы» удаленной работы, онлайн-обучения и общения на расстоянии. Глубокое воздействие этих обстоятельств на психическое здоровье любого общества, вероятно, будет иметь длительный эффект на долгие годы.

Страх, тревога и общее чувство беспокойства сделают жизнь, как мы теперь ее знаем, более неопределенной.Сомнения и чувство незащищенности скажутся на психике многих семей. Когда такие события влияли на общества в прошлом, Церковь всегда давала утешение и надежду (Walker et al., 1985). Открытие церквей в районах бедствий, предоставление убежища беженцам и больным, а также создание домов престарелых среди других программ были частью христианского организационного опыта (Walker et al., 1985). Чумы, войны и революции приходили и уходили, но Церковь осталась. Тем не менее, это ставит перед нами фундаментальный вопрос в настоящее время: готова ли Церковь противостоять этому новому вызову? Учитывая множество способов, которыми жизнь продолжает меняться в результате пандемии, и возможные последствия для психического здоровья, готовы ли мы решать проблемы, которые могут произойти в современном контексте?

Методология

Рецензируемый анализ потребностей в психическом здоровье, особенно православных христиан, в основном отсутствует в литературе, посвященной психическому здоровью и религиозным организациям.Хотя исследования в традиционно православных странах, таких как Грузия и Румыния, действительно существуют, их применение к американскому опыту вызывает сомнения, но не совсем неуместное (Cuceu & Pontikes, 2016; Giorgadze et al., 2017). Поиск данных EBSCO Discovery Service, ProQuest и JSTOR проводился с перекрестными ссылками на организации психического здоровья и религиозные организации. Были исключены статьи, посвященные медицинским услугам помимо психического здоровья в религиозных сообществах, а также в тех, кто старше 15 лет.Все статьи, которые были сохранены, касались аспектов иммигрантов и меньшинств, что очень похоже на опыт православных христиан в США, учитывая этнические предпочтения и изолированность многих приходов.

Православная психология

Психическое здоровье православных христиан и, действительно, многих религиозных общин остается в значительной степени малоизученным явлением, хотя потенциальные положительные преимущества были изучены (CMHS, 2004; Hankerson & Weissman, 2012; Kramer, 2010 ).Исследования темы стигмы в отношении психического здоровья среди иммигрантов и представителей религиозных меньшинств, из которых состоят многие православные общины, также показали повсеместное подозрение и неправильное понимание лечения психического здоровья. (Caplan, 2006; Codjoe et al., 2019; Hankerson & Weissman, 2012). В работе Каплана, например, влияние стигмы прямо нацелено на три церкви, в основном латиноамериканские. Хотя эта работа невелика по масштабу и ограничивается одной конкретной этнической группой, эта работа показывает влияние, которое стигма оказывает на эти общины, и то, как это препятствует получению психиатрической помощи (Caplan, 2006).Учитывая, что многие православные общины также состоят из иммигрантов, культурные последствия могут быть обобщены с учетом консервативного и религиозного рвения внутри этих групп. Хэнкерсон и Вайсман провели метаанализ церковных программ, ориентированных на афроамериканских прихожан. Они определили, что, хотя церковные программы помогают преодолеть расовое неравенство в доступе к услугам здравоохранения, внимание к программам психического здоровья «крайне ограничено» (Hankerson & Weissman, 2012).Проблемы людей, которые «… подвергались остракизму или изоляции…», также были отмечены в работе Коджо и его коллег. Это было особенно отмечено среди исторически черных церквей в Великобритании, но могло легко относиться и к другим общинам (Codjoe et al., 2019).

Подозрительное отношение религиозных сообществ к организованным службам психического здоровья часто связано не только с предполагаемой слабостью религиозной веры, но и с общим светским институциональным характером профессионального лечения психических заболеваний.Богословские объяснения (и, возможно, иногда оправдания) сделали опасения по поводу оценки бремени психического здоровья в некоторых общинах ненужными (Leavey et al., 2007). Другими словами, поскольку эмоциональные аспекты преодоления кризисов рассматриваются исключительно как субъективные, нет необходимости оценивать эти аспекты, поскольку религиозных убеждений должно хватить, если вера воспринимается как сильная.

Тем не менее, влияние этих недавних глобальных событий на психическое здоровье невозможно недооценить, особенно в светском мире, где доступно так много возможностей для обработки этих эмоций за пределами религиозных организаций.Духовенство, которое может иметь или не обучаться оценке психического здоровья, обязательно должно рассмотреть другие варианты для более сильно затронутых лиц, для которых традиционное духовное консультирование не может быть всеобъемлющим или, фактически, полезным.

Благодаря индивидуальному консультированию и пастырской заботе многие священнослужители хорошо осведомлены о проблемах, с которыми борются некоторые из их прихожан (Dalencour et al., 2017). Учитывая защищенный характер этих отношений, услуги по охране психического здоровья вне Церкви могут быть инициированы, а могут и не быть.Некоторые религиозные организации поддерживают связь с практикующими психиатрами и службами общественного здравоохранения для устранения этих предполагаемых пробелов (Codjoe et al., 2019; Williams et al., 2014). Например, Лаверн Уильямс и ее коллеги признали, что социальные работники во многих отношениях работали с религиозными организациями для достижения цели укрепления здоровья. Однако они обнаружили, что акцента на конкретных проблемах психического здоровья, таких как большая депрессия, не было в литературе, связанной с этими отношениями.Таким образом, они рекомендуют создать «министерство психического здоровья», которое в своей работе конкретно занимается изучением вопросов психического здоровья в афроамериканских сообществах (Williams et al., 2014). Следует отметить, что многие православные общины в настоящее время предлагают места для встреч для встреч Анонимных Алкоголиков и других 12-ступенчатых программ. Однако члены определенных общин не часто получают к ним доступ. Эти группы могли бы обеспечить платформу для большего охвата, если бы их продвигали изнутри Церкви.

В литературе отмечается, что существующие программы психического здоровья, как правило, нацелены на лиц из числа меньшинств, где местная церковь играет жизненно важную роль в участии сообщества и где другие связи со службами могут быть не так легко доступны (Codjoe et al., 2019 ). Этот тип отношений позволяет улучшить взаимодействие между организациями и церквями с явным намерением улучшить доступ и результаты к широкому спектру социальных услуг, которые могут быть или не могут быть напрямую связаны с психическим здоровьем.Однако, как указывает Крамер, у многих церквей могут быть ограниченные ресурсы для поддержки этих связей в сообществах, особенно там, где государственные средства участвуют в программах психического здоровья (Kramer, 2010). Могут возникнуть дополнительные сложности, связанные с этими ограничениями, такие как «… религиозное содержание, разделение и защита клиентов…», которые могут выходить или не выходить за границы конфиденциальности священника / прихожанина (Kramer, 2010). Эта модель перенаправляет потребности прихожан в области психического здоровья в существующие системы общественного здравоохранения с церковью в качестве связующего звена (DeKraal et al., 2011). Преимущество этой модели — готовность людей участвовать, учитывая их ранее существовавшие отношения с Церковью. (Williams et al., 2014).

Эти партнерские отношения, хотя и являются позитивными, иногда могут стирать границы между различными областями психического, физического и духовного здоровья, если рассматривать их только фрагментарно (Leavey, et al., 2007; Loue, 2010). В обширном разоблачении Лу описывает юридические и этические дилеммы, которые иногда могут возникнуть, когда линии психического здоровья и духовного опыта взаимосвязаны.Используя серию примеров из практики, этот автор указывает на конфликты, которые могут возникнуть в связи с такими вопросами, как сексуальная идентичность или роль «исцеления верой» в отношении проблем психического здоровья. Юридическая ответственность клерикального консультирования и пастырского руководства была решена в судах (Loue, 2010). Таким образом, необходимость ознакомления духовенства со службами за пределами Церкви можно рассматривать как средство снижения ответственности прихода.

Возвращаясь снова к Великобритании, Ливи и его коллеги попытались провести качественный анализ мнений духовенства в отношении охраны психического здоровья в контексте их конгрегаций.«Тридцать два интервью были проведены в выборке, в которую вошли 19 христианских служителей, шесть раввинов и семь имамов». (Leavey et al., 2007). Их исследование показало, что духовенство действительно осознает бремя проблем с психическим здоровьем среди своих прихожан. Однако духовенство не всегда чувствовало себя достаточно обученным в этих вопросах, чтобы решать множество межличностных и функциональных проблем, на которые может повлиять психическое здоровье. Таким образом, необходимость «сотрудничества» между религиозными группами и службами охраны психического здоровья рассматривается как необходимый мост для эффективного устранения пробелов, которые, возможно, не удалось устранить при обучении священнослужителей.Они также отмечают, что роль духовенства в жизни многих людей не понимается и не ценится специалистами в области психического здоровья. Например, духовное руководство как средство облегчения беспокойства по поводу жизненных проблем посредством более тесного контакта с «высшей силой» рассматривается с подозрением, даже если оно является отличительной чертой большинства 12-ступенчатых программ. Однако религиозный акцент не всегда ценится в психиатрическом сообществе. Это тоже, в их анализе, должно быть исправлено, чтобы «… приспособить духовные представления о болезни» в рамках поддержки психического здоровья.(Leavey et al., 2007).

Однако вышесказанное предполагает, что духовенство обучено решать (или, по крайней мере, распознавать) проблемы психического здоровья как с физиологической, так и с теологической точек зрения. Вонг и его коллеги проанализировали результаты исследования национальных собраний 2012 года. Этот анализ направлен на «… оценить процент конгрегаций, предоставляющих программы для поддержки людей с психическими заболеваниями, и выявить внутренние и внешние факторы, связанные с спонсорством конгрегаций программ психического здоровья» (Wong et al., 2018). Их результаты показывают, что способность общины поддерживать социальные услуги, направленные на психическое здоровье, связана с общими финансовыми и общими ресурсами, доступными этим общинам (Wong et al., 2018). Однако прямое влияние отдельного духовенства было смягчено только с точки зрения возраста и опыта и не обязательно было прямой функцией обучения. Хотя многие православные общины не имеют больших финансовых или капитальных ресурсов, обучение священнослужителей и доступ к местным услугам могли бы восполнить этот пробел.

Если рассматривать свое психическое здоровье как простую функцию силы веры, это может неизбежно привести к еще большему бремени (Leavey et al., 2007). Это включает, конечно, психическое здоровье самих священнослужителей. Действительно, необходимо проявлять большую осторожность, чтобы духовенство было обучено динамике психического здоровья, чтобы избежать ненужного стресса как со стороны самих себя, так и со стороны их прихожан. С этой целью каков будет ответ в нынешних условиях?

Церковь — это архетип «больницы», куда люди приходят искать исцеления как для души, так и для тела.Это место ремонта (Алфеев, 2017). Таким образом, Церковь не может игнорировать современные подходы к психическому благополучию. Светский мир слишком насыщен этими подходами, чтобы им можно было пренебречь, особенно в нынешних условиях; необходимо как минимум обратить внимание на профессиональные подходы. Тем не менее, проверенные временем подходы Церкви также нельзя игнорировать или ограничивать только прошлым.

Вечное всегда современно. Ресурсы для современного применения этих древних подходов включают основополагающую работу Ларше, Theology of Illness (2002).Здесь Ларше рассматривает заботу о людях с правильной точки зрения, а именно: «все, что связано с телом, включает человека в целом». Другая полезная современная православная работа, Страдания и природа исцеления (Hinshaw, 2013), рассматривает само страдание — физическое или психологическое — в его правильной перспективе, а именно как нечто, что потенциально может превратиться в победу. Короче говоря, эти страдания, которые мы претерпели за последние несколько месяцев, не обязательно должны быть поражением, но милостью Бога могут быть превращены в причину трансформации.Особую ценность представляет то, что, хотя эти подходы могут быть современными, они основаны на проверенных методах православных христиан, которые приходили и уходили. Хотя ситуации изменились за долгую историю этого мира, человеческие эмоции не изменились. Однако, поскольку подходы к этим эмоциям менялись на протяжении веков, для Православной церкви и православных христиан важно применять мудрость прошлого к новым ситуациям в настоящем с большим рвением и конкретностью.

Слабые места некоторых религиозных организаций в адекватном решении проблем психического здоровья известны, поэтому все инструменты, необходимые для их исправления, должны быть доступны и оценены с учетом потребностей и ресурсов этого сообщества (Kopacz et al., 2019). С помощью опроса Копач и его коллеги стремились понять различия в поддержке, оказываемой ветеранам в религиозных организациях, по сравнению с нерелигиозными. Они обнаружили, что «… религиозные респонденты оказывали значительно меньше услуг в области психического здоровья, предотвращения самоубийств, просвещения / информационно-просветительской работы и других услуг» для ветеранов (Kopacz et al., 2019). Их работа рекомендует наладить связи между религиозными организациями и местными агентствами, чтобы восполнить этот пробел в услугах (Kopacz et al., 2019). Потенциал для смягчения этого воздействия также был признан и активно поощрялся. (Leavey et al., 2007). Таким образом, духовенство играет жизненно важную, центральную роль в смягчении возможных последствий. Однако необходимо также признать напряженность, которая часто возникает между миром психического здоровья и религиозным сообществом. Многовековые недопонимания и недоверие между двумя группами — это реальность, которую необходимо решать на индивидуальном уровне.Салливан и его коллеги ясно дают понять, что эти исторические предрассудки имеют свое влияние, но не являются непреодолимыми (Sullivan et al., 2014). Их исследование популяции VA продемонстрировало, что сотрудничество может обеспечить столь необходимую поддержку в широком спектре психических и духовных невзгод. Они рекомендуют более тесные партнерские отношения, чтобы специалисты в области психического здоровья и духовенство могли лучше понять друг друга и то, как они могут дополнять работу друг друга в процессе психического исцеления (Sullivan et al., 2014). Неспособность должным образом подготовиться к неизбежным последствиям пандемии — пастырская безответственность и, в то же время, очень терпимая с учетом того, что уже было изучено.

Православная церковь и бремя пандемии для психического здоровья: краткий обзор

Abstract

Бремя недавней пандемии COVID19 для психического здоровья будет обширным и повсеместным, вероятно, в течение многих лет. Стресс и тревога, вызванные этим событием, несомненно, повлияют на православные общины, независимо от их местоположения, после того, как мир преодолеет кризис и восстановит некоторое чувство нормальной жизни.Оценка потребностей православных христиан в психическом здоровье остается в значительной степени неизученным явлением. Был проведен небольшой описательный обзор, чтобы выяснить, каким образом другие религиозные организации изучали психическое здоровье в своих сообществах. Хотя существуют исследования, посвященные многим религиозным организациям, основанным на меньшинствах и иммигрантах, их охват ограничен. Учитывая сходство, которое существует между религиозными группами меньшинств и иммигрантов и православными общинами, предлагается структура планирования для улучшения православных ответных мер после пандемии.

Ключевые слова: Пандемия, Депрессия, Беспокойство, Обучение духовенства, COVID-19

Введение

Глобальная пандемия COVID-19 изменила образ жизни общества. Для православных христиан всего мира это означало, что самые святые дни 2020 года (то есть Великий пост, Страстная неделя и Пасха) отмечались онлайн — это виртуальная реальность Святого Воскресения. Инстинктивная реальность болезней и смерти в прошлые века была гораздо более знакомым явлением, чем в современную эпоху.Способы, которыми древние люди мысленно относились к этим событиям, хотя и были общими для всего человечества, в некоторой степени устарели. Средневековый врач Томмазо дель Гарбо, например, дал следующий совет тем, кто страдает от чумы: «Проводите время в своем доме, но не с большим количеством людей, и на досуге в садах» (Phillips, 2020) .

Действительно, достижения медицины сделали многие великие бедствия прошлого несущественными, равно как и то, как общество справлялось с ними мысленно.Сейчас мы в некоторой степени защищены от необходимости обдумывать способы физического и психологического выживания, когда мы сталкиваемся с болезнями и смертью. В центре этой реальности были, в частности, существующие «новые нормы» удаленной работы, онлайн-обучения и общения на расстоянии. Глубокое воздействие этих обстоятельств на психическое здоровье любого общества, вероятно, будет иметь длительный эффект на долгие годы.

Страх, тревога и общее чувство беспокойства сделают жизнь, как мы теперь ее знаем, более неопределенной.Сомнения и чувство незащищенности скажутся на психике многих семей. Когда такие события влияли на общества в прошлом, Церковь всегда давала утешение и надежду (Walker et al., 1985). Открытие церквей в районах бедствий, предоставление убежища беженцам и больным, а также создание домов престарелых среди других программ были частью христианского организационного опыта (Walker et al., 1985). Чумы, войны и революции приходили и уходили, но Церковь осталась. Тем не менее, это ставит перед нами фундаментальный вопрос в настоящее время: готова ли Церковь противостоять этому новому вызову? Учитывая множество способов, которыми жизнь продолжает меняться в результате пандемии, и возможные последствия для психического здоровья, готовы ли мы решать проблемы, которые могут произойти в современном контексте?

Методология

Рецензируемый анализ потребностей в психическом здоровье, особенно православных христиан, в основном отсутствует в литературе, посвященной психическому здоровью и религиозным организациям.Хотя исследования в традиционно православных странах, таких как Грузия и Румыния, действительно существуют, их применение к американскому опыту вызывает сомнения, но не совсем неуместное (Cuceu & Pontikes, 2016; Giorgadze et al., 2017). Поиск данных EBSCO Discovery Service, ProQuest и JSTOR проводился с перекрестными ссылками на организации психического здоровья и религиозные организации. Были исключены статьи, посвященные медицинским услугам помимо психического здоровья в религиозных сообществах, а также в тех, кто старше 15 лет.Все статьи, которые были сохранены, касались аспектов иммигрантов и меньшинств, что очень похоже на опыт православных христиан в США, учитывая этнические предпочтения и изолированность многих приходов.

Православная психология

Психическое здоровье православных христиан и, действительно, многих религиозных общин остается в значительной степени малоизученным явлением, хотя потенциальные положительные преимущества были изучены (CMHS, 2004; Hankerson & Weissman, 2012; Kramer, 2010 ).Исследования темы стигмы в отношении психического здоровья среди иммигрантов и представителей религиозных меньшинств, из которых состоят многие православные общины, также показали повсеместное подозрение и неправильное понимание лечения психического здоровья. (Caplan, 2006; Codjoe et al., 2019; Hankerson & Weissman, 2012). В работе Каплана, например, влияние стигмы прямо нацелено на три церкви, в основном латиноамериканские. Хотя эта работа невелика по масштабу и ограничивается одной конкретной этнической группой, эта работа показывает влияние, которое стигма оказывает на эти общины, и то, как это препятствует получению психиатрической помощи (Caplan, 2006).Учитывая, что многие православные общины также состоят из иммигрантов, культурные последствия могут быть обобщены с учетом консервативного и религиозного рвения внутри этих групп. Хэнкерсон и Вайсман провели метаанализ церковных программ, ориентированных на афроамериканских прихожан. Они определили, что, хотя церковные программы помогают преодолеть расовое неравенство в доступе к услугам здравоохранения, внимание к программам психического здоровья «крайне ограничено» (Hankerson & Weissman, 2012).Проблемы людей, которые «… подвергались остракизму или изоляции…», также были отмечены в работе Коджо и его коллег. Это было особенно отмечено среди исторически черных церквей в Великобритании, но могло легко относиться и к другим общинам (Codjoe et al., 2019).

Подозрительное отношение религиозных сообществ к организованным службам психического здоровья часто связано не только с предполагаемой слабостью религиозной веры, но и с общим светским институциональным характером профессионального лечения психических заболеваний.Богословские объяснения (и, возможно, иногда оправдания) сделали опасения по поводу оценки бремени психического здоровья в некоторых общинах ненужными (Leavey et al., 2007). Другими словами, поскольку эмоциональные аспекты преодоления кризисов рассматриваются исключительно как субъективные, нет необходимости оценивать эти аспекты, поскольку религиозных убеждений должно хватить, если вера воспринимается как сильная.

Тем не менее, влияние этих недавних глобальных событий на психическое здоровье невозможно недооценить, особенно в светском мире, где доступно так много возможностей для обработки этих эмоций за пределами религиозных организаций.Духовенство, которое может иметь или не обучаться оценке психического здоровья, обязательно должно рассмотреть другие варианты для более сильно затронутых лиц, для которых традиционное духовное консультирование не может быть всеобъемлющим или, фактически, полезным.

Благодаря индивидуальному консультированию и пастырской заботе многие священнослужители хорошо осведомлены о проблемах, с которыми борются некоторые из их прихожан (Dalencour et al., 2017). Учитывая защищенный характер этих отношений, услуги по охране психического здоровья вне Церкви могут быть инициированы, а могут и не быть.Некоторые религиозные организации поддерживают связь с практикующими психиатрами и службами общественного здравоохранения для устранения этих предполагаемых пробелов (Codjoe et al., 2019; Williams et al., 2014). Например, Лаверн Уильямс и ее коллеги признали, что социальные работники во многих отношениях работали с религиозными организациями для достижения цели укрепления здоровья. Однако они обнаружили, что акцента на конкретных проблемах психического здоровья, таких как большая депрессия, не было в литературе, связанной с этими отношениями.Таким образом, они рекомендуют создать «министерство психического здоровья», которое в своей работе конкретно занимается изучением вопросов психического здоровья в афроамериканских сообществах (Williams et al., 2014). Следует отметить, что многие православные общины в настоящее время предлагают места для встреч для встреч Анонимных Алкоголиков и других 12-ступенчатых программ. Однако члены определенных общин не часто получают к ним доступ. Эти группы могли бы обеспечить платформу для большего охвата, если бы их продвигали изнутри Церкви.

В литературе отмечается, что существующие программы психического здоровья, как правило, нацелены на лиц из числа меньшинств, где местная церковь играет жизненно важную роль в участии сообщества и где другие связи со службами могут быть не так легко доступны (Codjoe et al., 2019 ). Этот тип отношений позволяет улучшить взаимодействие между организациями и церквями с явным намерением улучшить доступ и результаты к широкому спектру социальных услуг, которые могут быть или не могут быть напрямую связаны с психическим здоровьем.Однако, как указывает Крамер, у многих церквей могут быть ограниченные ресурсы для поддержки этих связей в сообществах, особенно там, где государственные средства участвуют в программах психического здоровья (Kramer, 2010). Могут возникнуть дополнительные сложности, связанные с этими ограничениями, такие как «… религиозное содержание, разделение и защита клиентов…», которые могут выходить или не выходить за границы конфиденциальности священника / прихожанина (Kramer, 2010). Эта модель перенаправляет потребности прихожан в области психического здоровья в существующие системы общественного здравоохранения с церковью в качестве связующего звена (DeKraal et al., 2011). Преимущество этой модели — готовность людей участвовать, учитывая их ранее существовавшие отношения с Церковью. (Williams et al., 2014).

Эти партнерские отношения, хотя и являются позитивными, иногда могут стирать границы между различными областями психического, физического и духовного здоровья, если рассматривать их только фрагментарно (Leavey, et al., 2007; Loue, 2010). В обширном разоблачении Лу описывает юридические и этические дилеммы, которые иногда могут возникнуть, когда линии психического здоровья и духовного опыта взаимосвязаны.Используя серию примеров из практики, этот автор указывает на конфликты, которые могут возникнуть в связи с такими вопросами, как сексуальная идентичность или роль «исцеления верой» в отношении проблем психического здоровья. Юридическая ответственность клерикального консультирования и пастырского руководства была решена в судах (Loue, 2010). Таким образом, необходимость ознакомления духовенства со службами за пределами Церкви можно рассматривать как средство снижения ответственности прихода.

Возвращаясь снова к Великобритании, Ливи и его коллеги попытались провести качественный анализ мнений духовенства в отношении охраны психического здоровья в контексте их конгрегаций.«Тридцать два интервью были проведены в выборке, в которую вошли 19 христианских служителей, шесть раввинов и семь имамов». (Leavey et al., 2007). Их исследование показало, что духовенство действительно осознает бремя проблем с психическим здоровьем среди своих прихожан. Однако духовенство не всегда чувствовало себя достаточно обученным в этих вопросах, чтобы решать множество межличностных и функциональных проблем, на которые может повлиять психическое здоровье. Таким образом, необходимость «сотрудничества» между религиозными группами и службами охраны психического здоровья рассматривается как необходимый мост для эффективного устранения пробелов, которые, возможно, не удалось устранить при обучении священнослужителей.Они также отмечают, что роль духовенства в жизни многих людей не понимается и не ценится специалистами в области психического здоровья. Например, духовное руководство как средство облегчения беспокойства по поводу жизненных проблем посредством более тесного контакта с «высшей силой» рассматривается с подозрением, даже если оно является отличительной чертой большинства 12-ступенчатых программ. Однако религиозный акцент не всегда ценится в психиатрическом сообществе. Это тоже, в их анализе, должно быть исправлено, чтобы «… приспособить духовные представления о болезни» в рамках поддержки психического здоровья.(Leavey et al., 2007).

Однако вышесказанное предполагает, что духовенство обучено решать (или, по крайней мере, распознавать) проблемы психического здоровья как с физиологической, так и с теологической точек зрения. Вонг и его коллеги проанализировали результаты исследования национальных собраний 2012 года. Этот анализ направлен на «… оценить процент конгрегаций, предоставляющих программы для поддержки людей с психическими заболеваниями, и выявить внутренние и внешние факторы, связанные с спонсорством конгрегаций программ психического здоровья» (Wong et al., 2018). Их результаты показывают, что способность общины поддерживать социальные услуги, направленные на психическое здоровье, связана с общими финансовыми и общими ресурсами, доступными этим общинам (Wong et al., 2018). Однако прямое влияние отдельного духовенства было смягчено только с точки зрения возраста и опыта и не обязательно было прямой функцией обучения. Хотя многие православные общины не имеют больших финансовых или капитальных ресурсов, обучение священнослужителей и доступ к местным услугам могли бы восполнить этот пробел.

Если рассматривать свое психическое здоровье как простую функцию силы веры, это может неизбежно привести к еще большему бремени (Leavey et al., 2007). Это включает, конечно, психическое здоровье самих священнослужителей. Действительно, необходимо проявлять большую осторожность, чтобы духовенство было обучено динамике психического здоровья, чтобы избежать ненужного стресса как со стороны самих себя, так и со стороны их прихожан. С этой целью каков будет ответ в нынешних условиях?

Церковь — это архетип «больницы», куда люди приходят искать исцеления как для души, так и для тела.Это место ремонта (Алфеев, 2017). Таким образом, Церковь не может игнорировать современные подходы к психическому благополучию. Светский мир слишком насыщен этими подходами, чтобы им можно было пренебречь, особенно в нынешних условиях; необходимо как минимум обратить внимание на профессиональные подходы. Тем не менее, проверенные временем подходы Церкви также нельзя игнорировать или ограничивать только прошлым.

Вечное всегда современно. Ресурсы для современного применения этих древних подходов включают основополагающую работу Ларше, Theology of Illness (2002).Здесь Ларше рассматривает заботу о людях с правильной точки зрения, а именно: «все, что связано с телом, включает человека в целом». Другая полезная современная православная работа, Страдания и природа исцеления (Hinshaw, 2013), рассматривает само страдание — физическое или психологическое — в его правильной перспективе, а именно как нечто, что потенциально может превратиться в победу. Короче говоря, эти страдания, которые мы претерпели за последние несколько месяцев, не обязательно должны быть поражением, но милостью Бога могут быть превращены в причину трансформации.Особую ценность представляет то, что, хотя эти подходы могут быть современными, они основаны на проверенных методах православных христиан, которые приходили и уходили. Хотя ситуации изменились за долгую историю этого мира, человеческие эмоции не изменились. Однако, поскольку подходы к этим эмоциям менялись на протяжении веков, для Православной церкви и православных христиан важно применять мудрость прошлого к новым ситуациям в настоящем с большим рвением и конкретностью.

Слабые места некоторых религиозных организаций в адекватном решении проблем психического здоровья известны, поэтому все инструменты, необходимые для их исправления, должны быть доступны и оценены с учетом потребностей и ресурсов этого сообщества (Kopacz et al., 2019). С помощью опроса Копач и его коллеги стремились понять различия в поддержке, оказываемой ветеранам в религиозных организациях, по сравнению с нерелигиозными. Они обнаружили, что «… религиозные респонденты оказывали значительно меньше услуг в области психического здоровья, предотвращения самоубийств, просвещения / информационно-просветительской работы и других услуг» для ветеранов (Kopacz et al., 2019). Их работа рекомендует наладить связи между религиозными организациями и местными агентствами, чтобы восполнить этот пробел в услугах (Kopacz et al., 2019). Потенциал для смягчения этого воздействия также был признан и активно поощрялся. (Leavey et al., 2007). Таким образом, духовенство играет жизненно важную, центральную роль в смягчении возможных последствий. Однако необходимо также признать напряженность, которая часто возникает между миром психического здоровья и религиозным сообществом. Многовековые недопонимания и недоверие между двумя группами — это реальность, которую необходимо решать на индивидуальном уровне.Салливан и его коллеги ясно дают понять, что эти исторические предрассудки имеют свое влияние, но не являются непреодолимыми (Sullivan et al., 2014). Их исследование популяции VA продемонстрировало, что сотрудничество может обеспечить столь необходимую поддержку в широком спектре психических и духовных невзгод. Они рекомендуют более тесные партнерские отношения, чтобы специалисты в области психического здоровья и духовенство могли лучше понять друг друга и то, как они могут дополнять работу друг друга в процессе психического исцеления (Sullivan et al., 2014). Неспособность должным образом подготовиться к неизбежным последствиям пандемии — пастырская безответственность и, в то же время, очень терпимая с учетом того, что уже было изучено.

Безумие и демоническая одержимость в святоотеческой мысли

Мать Мелания (Салем)

Иногда люди приходят в наш монастырь с беспокойством о близких друзьях и родственниках, у которых диагностировали шизофрению, биполярное заболевание или другое подобное расстройство. Часто они спрашивают: «Это действительно психическое заболевание или одержимость демонами?» Итак, исходя из практической необходимости дать полезный ответ на такие душераздирающие вопросы, мы начали изучать Предание Церкви в том виде, в каком оно содержится в литургических книгах, писаниях Святых Отцов и Житиях Святых.

Почти все, что мы нашли, поразило нас:

1. Церковь действительно делает различие между психическим заболеванием и одержимостью демонами.
2. Отцы обычно относятся как к душевнобольным, так и к одержимым с состраданием, а иногда даже с восхищением.
3. С точки зрения Церкви, если мы не святые, мы безумны.
4. Лучше быть одержимым демоном, чем быть порабощенным страстями.
5. Причина, по которой лучше быть одержимым демоном, чем быть порабощенным страстями, заключается в том, что порабощение страстям на самом деле является худшим видом демонической одержимости.

Отцы различали психическое заболевание и одержимость демонами

Задолго до Рождества Христова греческие врачи лечили людей от душевных болезней. Как наследники этой медицинской традиции, византийские врачи сделали то же самое. Отцы церкви обычно ссылаются на лечение душевнобольных без намека на неодобрение. Однако в одном случае («безумие») они настаивают, что причина не физическая, а демоническая. Кажется, это исключение, подтверждающее правило.(В основном, безумие, похоже, относится к симптомам, похожим на эпилепсию, которые связаны с определенными фазами луны. Отцы обычно настаивают, что эти симптомы вызывают демоны, и целенаправленно синхронизируют их с фазами луны, чтобы возложить вину на нее. … Только в этом одном случае отцы изо всех сил стараются отрицать медицинские причины. Во всех остальных случаях они обычно принимают диагнозы врачей.

Это подтверждает, что отцы в целом верили в психическое заболевание, отличное от одержимости демонами.Нам еще предстоит найти какие-либо древние тексты, в которых конкретно упоминается, как они различали эти два. Но из конкретных заявлений современных старейшин и из чтения между строками из жизнеописаний святых кажется, что есть два достаточно надежных теста: бурно ли реагирует человек на святые вещи (особенно если эти святыни скрыты от глаз) и знает ли он о событиях, которых нельзя было разумно ожидать?

Преобладающим отношением как к душевнобольным, так и к одержимым было сострадание, временами даже восхищение

Отцы вообще жалели душевнобольных и одержимых, а временами даже восхищались ими.Святой Августин говорит о сострадании тех, кто служит «тем, кого они очень любят, как если бы они были их детьми, или некоторыми очень близкими друзьями в болезни, или маленькими детьми, или безумными людьми, от рук которых они часто терпят многое; и если этого требует их благосостояние, они даже показывают, что готовы терпеть больше… »(Св. Августин, 1980, стр. 25). Св. Иоанн Златоуст говорит: «Врачи, когда их пинают и бесстыдно обращают с ними безумцы, они больше всего жалеют их и принимают меры для их полного исцеления, зная, что оскорбление исходит от конца их болезни….Если мы видим одержимых бесами людей, мы плачем о них; мы не стремимся быть одержимыми »(Св. Иоанн Златоуст, 1978, стр. 127).

Златоуст восхищается по крайней мере некоторыми из одержимых, потому что «бес смиряет людей. … Велико восхищение, к которому он призывает, и множество похвал, когда они борются с таким духом, они с благодарностью несут все… »(Св. Иоанн Златоуст, 1979а, стр. 254).

Православные молитвы изгнания нечистой силы удивительно нежны по отношению к одержимому.Молитвы обращены к Богу или сурово повелевают демонам; для бесноватых нет резких слов. В одном месте одержимых даже называют «верным слугой» Богородицы (Свято-Тихоновский монастырь, 1999, с. 17).

Нельзя сказать, что все душевнобольные были достойны восхищения. В разных случаях безбожники и гонители праведников становились душевнобольными в результате своих злодеяний. Однако по крайней мере некоторые из них поправились от своего психического заболевания. Навуходоносор потерял рассудок из-за своей гордости, но пришел в себя и возблагодарил Бога.Армянский царь Тиридат в результате преследования мучеников заболел психическим заболеванием, но позже раскаялся и стал святым (память 29 ноября). Однако во многих других историях преследователи, которые стали душевнобольными, никогда не раскаивались. Однако, глядя на эти истории, мы должны помнить, что они из «Житий» святых; писатели превозносили святых, не говоря уже о душевных болезнях.

Короче говоря, отцы обычно не смотрели на душевнобольных и одержимых как на худших из грешников, а скорее с состраданием.По крайней мере, некоторые из этих людей, кажется, развили в себе великое смирение и благодарность Богу через свои страдания, и ими следует восхищаться.

Если ты не святой, значит, ты ненормальный

При поиске ссылок на безумие мы быстро обнаружили, что большинство примеров терминов, связанных с безумием (например, безумный, бешеный, иррациональный, вне себя ) не применимы к психически больным. Сначала мы предположили, что Отцы использовали эти термины так же, как мы небрежно сказали: «Это безумие» или «Ты чокнутый.Однако стало ясно, что они были серьезными. Во-первых, они обвиняют абсолютно всех, кто не является святым (включая Сатану, Адама, когда он ел от Древа, язычников, еретиков, гонителей и беспечных христиан), в безумие. Также эти обвинения возникают в очень серьезных ситуациях. Все Вселенские соборы объявляют еретиков безумными. И многие мученики, будучи обвиненными в невменяемости, предъявляют обвинения своим преследователям. Ни отцы соборов, ни мученики не принимали «дешевых уколов».Они имели в виду то, что сказали.

Это имеет смысл, если мы думаем о сумасшедшем как о ком-то, кто не может правильно воспринимать реальность или правильно реагировать на нее. Для многих в нашей культуре это относится только к повседневной реальности. Таким образом, человек, который думает, что он горилла, безумен, но террористы 11 сентября — которые думали, что могут попасть на небеса, убив тысячи невинных людей и совершив самоубийство в процессе — считаются здравомыслящими, потому что они просто действовали на убеждения, которых придерживается вся их субкультура.Для отцов и безумны. Но террористы безумны совсем в другом и гораздо худшем смысле. Они ошибаются в самой фундаментальной реальности — в Боге, который любит человека так сильно, что послал Своего Сына умереть за нас.

Итак, все, кто все еще грешит (то есть все, кроме святых), безумны, потому что мы действуем против Бога, Который является фундаментальной реальностью. И чем больше мы принимаем грех, тем более безумны мы. В конце концов, человек, который просто немного сумасшедший, более или менее это знает.Но серьезно сумасшедший думает, что все остальные!

Лучше быть одержимым бесом, чем страстями

Как только мы начнем серьезно относиться к греху, мы сможем понять, почему церковная традиция рассматривает тех, кто умышленно порабощен своими страстями, более серьезно безумными, чем душевнобольные. Но, что шокирует, даже одержимость демонами менее серьезна. Св. Иоанн Златоуст обсуждает это самым решительным образом.

Бес, конечно, не лишит нас небес, но в некоторых случаях действует даже с трезвыми.Но грех наверняка изгонит нас. Мы охотно принимаем этого демона, это безумие, выбранное нами самими. Поэтому и ему некому пожалеть его [т.е. умышленный грех] или простить его (Св. Иоанн Златоуст, 1979c, стр. 539, 540, курсив мой).

[По поводу Иуды:] Что бы сумасшедший сделал так? Он не излил пену изо рта, но излил убийство своего Господа. Он не исказил своих рук, но протянул их ценою драгоценной крови. Посему его безумие было больше, потому что он был безумен, будучи здоровым (св.Иоанна Златоуста, 1978а, с. 488, курсив мой.

Итак, умышленный грех намного хуже психического заболевания или одержимости демонами, потому что это свободный выбор. Одержимые (и, можно предположить, психически больные) находятся в хорошем месте для развития смирения и благодарности. Очевидно, что умышленно грешные — нет.

Порабощение страстей на самом деле худший вид демонической одержимости

Демоны в прямом смысле являются внутренними по отношению к порабощенным страстям.Во «Второй конференции аввы Моисея» святого Иоанна Кассиана авва Серапион рассказывает, как, «еще будучи отроком и останавливаясь у аббата Феона», он прятал печенье в своей одежде и позже втайне ел его. Когда ему, наконец, удалось признаться в своем грехе, авва Теонас сказал: «Без каких-либо моих слов твое исповедание освобождает тебя от этого рабства». Пока авва Феонас еще говорил, по привычке аввы Серапиона произошла горящая лампа, которая «наполнила камеру сернистым запахом». Тогда авва Феонас сказал: «Воистину! Господь зримо подтвердил вам истинность моих слов, чтобы вы могли своими глазами увидеть, как Тот, кто был автором Своих страстей [т.е. дьявол] был изгнан из вашего сердца вашим животворным исповеданием »(Св. Иоанн Кассиан, 1978, стр. 312, 313).

The Ladder of Divine Ascent рассказывает о великой битве, в которой мы должны сражаться, чтобы победить демона похоти.

После того, как мы долго и упорно боролись против этого демона, этого союзника плоти, после того, как мы изгнали его из нашего сердца, истязав его камнем поста и мечом смирения, эта беда скрывается в наших телах. , как какой-то червь, и он пытается нас осквернить, побуждая к иррациональным и несвоевременным движениям (Св.Иоанн Лествичник, 1982, стр. 183).

Это не просто цифры речи.

Перед святым крещением благодать побуждает душу к добру извне, в то время как сатана таится в ее глубинах, пытаясь заблокировать все пути разума к божественному. Но с того момента, как мы перерождаемся через крещение, демон находится снаружи, благодать внутри…. Тем не менее, даже после крещения сатана все еще действует на душу, зачастую даже в большей степени, чем прежде. Это не потому, что он присутствует в душе вместе с благодатью; напротив, это потому, что он использует юмор тела, чтобы затуманивать интеллект восторгом бездумных удовольствий (св.Диадохос, 1979, № 76, с. 279).

Более тонкие демоны нападают на душу, в то время как другие держат плоть в плену своими похотливыми соблазнами … Когда благодать не обитает в человеке, они прячутся, как змеи, в глубине сердца, никогда не позволяя душе стремиться к Бог. Но когда благодать скрыта в интеллекте, они затем движутся, как темные облака, через различные части сердца, принимая форму греховных страстей или всевозможных грез, отвлекая разум от воспоминания о Боге и отсекая его. от благодати (Там же., №81, с. 282).

Пока Святой Дух в нас, сатана не может войти в глубины души и остаться там…. Опять же, чтобы еще раз научить нас тому, что сатана атакует душу, причастную к Святому Духу, через тело, он говорит: «Итак стойте, препоясав чресла ваши истиной… (Еф. 6: 14–17). ). Когда из-за присутствия благодати сатана больше не может скрываться в интеллекте тех, кто следует духовным путем, он прячется в теле и эксплуатирует его юмор, чтобы через его склонности соблазнить душу… Интеллект не может быть общим жилищем Бога и дьявола. Как может апостол Павел сказать, что «разумом своим служу закону Божьему, а плотью — закону греха» (Рим. 7:25), если разум не будет полностью свободен, чтобы с радостью вступить в битву с демонами покоряться благодати, в то время как тело привлекает запах бездумных удовольствий? Он может сказать это только потому, что злые духи обмана могут свободно скрываться в телах тех, кто следует духовным путем (Там же., No. 82, pp. 282-284).

Св. Диадох, кажется, противоречит самому себе — он как бы говорит, что демоны вообще не могут жить в душах крещеных верующих, но также говорит об их движении через разные части сердец верующих. Скорее всего, преподобный Диадох означает глубочайшую часть души крещеных верующих. Однако очевидно, что демоны могут «скрываться в теле» и атаковать душу через тело, а также могут на каком-то уровне жить в сердцах верующих. Эти тексты находятся в «Филокалии», что свидетельствует о том, что они являются общепринятым православным учением.

Итак, порабощение страстям — это истинная форма демонической одержимости, которая затрагивает как неверующих, так и верующих. Однако бесы не могут обитать в самой глубине души верующих. Это порабощение страстям — худшая форма одержимости, чем первая форма демонической одержимости, потому что она выбирается свободно.

Надежда для нас, грешников

Это отличная новость для одержимых и душевнобольных, но может стать рецептом отчаяния для всех нас.Какая у нас надежда, если нам лучше быть порабощенными демонами, чем нашими страстями?

Но у нас есть надежда, если мы продолжим каяться и бороться со своим грехом. Св. Иоанн Златоуст прекрасно говорит об этом:

Тот, кто борется, все еще держится, но ему достаточно, чтобы он не упал. Когда мы уйдем отсюда, тогда, но не раньше, будет достигнута славная победа. Например, возьмем случай злой похоти. Было бы необычно даже не развлекать его, а задушить.Если, однако, это невозможно, то, хотя нам, возможно, придется бороться с этим и удерживать его до последнего, все же, если мы оставим борьбу, мы будем победителями (Св. Иоанн Златоуст, 1979b, стр. 162).

---

Цитированная литература

Августин, св. 1980 (переиздание). «Нагорная проповедь нашего Господа от Матфея». Перевод Уильяма Финдли. В т. 6 из Никейские и постникейские отцы, первая серия , под редакцией Филиппа Шаффа.Гранд-Рапидс, Мичиган: Wm. Б. Эрдманс.

Кассиан, Святой Иоанн. 1978 (перепечатка). Конференции Иоанна Кассиана — Вторая конференция игумена Моисея . Перевод Эдгара С. Гибсона. В т. 11 из Никейские и постникейские отцы, вторая серия , под редакцией Филиппа Шаффа и Генри Уэйса. Гранд-Рапидс, Мичиган: Wm. Б. Эрдманс.

Златоуст, Иоанн. 1978 (перепечатка). «Проповеди святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, на Евангелие от Матфея.Перевод М. Б. Риддла. Vol. 10 из Никейские и постникейские отцы, первая серия , под редакцией Филиппа Шаффа. Гранд-Рапидс, Мичиган: Wm. Б. Эрдманс.

——— 1979a (Перепечатка). «Проповеди святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, на Деяния Апостолов». Перевод Дж. Уокера и Дж. Шеппарда и редакция Джорджа Б. Стивенса. В т. 11 из Никейские и постникейские отцы, первая серия , под редакцией Филиппа Шаффа. Гранд-Рапидс, Мичиган: Wm.Б. Эрдманс.

——— 1979b (Перепечатка). «Проповеди святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, на послание апостола Павла к Ефесянам». Перевод Гросс Александр. В т. 13 из Никейские и постникейские отцы, первая серия , под редакцией Филиппа Шаффа. Гранд-Рапидс, Мичиган: Wm. Б. Эрдманс.

——— 1979c (Перепечатка). «Проповеди святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, на послание апостола Павла к римлянам.Перевод Джона А. Бродуса. В т. 11 из Никейские и постникейские отцы, первая серия , под редакцией Филиппа Шаффа. Гранд-Рапидс, Мичиган: Wm. Б. Эрдманс.

Лествичник, Святой Иоанн. 1982. Лестница Божественного восхождения . Перевод Колма Луибхейда и Нормана Рассела. В г. Классика западной духовности: библиотека великих духовных учителей . Нью-Йорк: Paulist Press.

Диадох Фотикский, св. 1979. «О духовном знании и дискриминации: 100 текстов».”В т. 1 из Филокалия: полный текст . Переведено и отредактировано Г. Э. Х. Палмером, Филипом Шеррардом и Каллистосом Уэром. Лондон: Faber and Faber Limited.

Свято-Тихоновский монастырь, переводчики.