Интернат для умственно отсталых взрослых: Интернат для умственно отсталых взрослых | Пансионат для пожилых людей
Интернат для умственно отсталых взрослых | Пансионат для пожилых людей
Интернат для умственно отсталых взрослых, или психоневрологический интернат (ПНИ) – это учреждение здравоохранения, в котором содержатся пациенты старше 18 лет, нуждающиеся в медицинском сопровождении и постоянном постороннем уходе. Помимо людей с диагнозом умственной отсталости, в ПНИ содержатся и другие пациенты, которые по причине заболеваний мозга и нервной системы не способны к самостоятельной жизни и самообслуживанию.
Описание учрежденияИнтернат для умственно отсталых взрослых предусматривает постоянное или временное проживание пациентов на территории учреждения в режиме полной или сокращенной (пятидневной) недели. Подобные учреждения сосредоточены главным образом на поддержании здоровья и нормальной жизнедеятельности у людей с инвалидностью – в них обеспечивается питание, уход и обеспечение необходимыми лекарственными средствами. В качестве дополнительных мер учреждения дополнительно занимаются организацией посильного труда и досуга для постояльцев.
Качество проживания в интернате для умственно отсталых взрослых зависит от местного самоуправления и организации хозяйства в учреждении. Однако, так или иначе, ПНИ относятся к государственным структурам, а значит, в них существуют жесткие ограничения касательно количества затрат гигиенических средств, распределения площади между проживающими и временем, необходимых для совершения тех или иных процедур.
Персонал ПНИ не всегда оказывается в состоянии тщательно выполнять работу, руководствуясь интересами пациентов. При большой нагрузке на персонал первостепенной задачей для работников зачастую оказывается скорость, а не качество выполнения определенных процедур.
Зачастую интернаты для умственно отсталых взрослых нанимают волонтеров в качестве дополнительной трудовой силы, и именно на их плечи ложатся обязанности по адаптации пациентов к самостоятельному обслуживанию, учитывая, что в их распоряжении находится больше временных и эмоциональных ресурсов.
Пансионат для пожилых людей имеет ряд преимуществ перед ПНИ:
- Размещение в пансионате добровольно, сроки определяются обоюдны согласием сторон. Если постояльца или его представителей что-то не устраивает в обслуживании, или они решили сменить учреждение, то принять такое решение в пансионате гораздо проще, нежели в государственной структуре.
- В связи с тем, что пансионат является коммерческой структурой, она более успешно распределяет коммерческие и материальные ресурсы. В пансионате практически невозможна ситуация, в которой постоялец не получает в достаточном объеме гигиенических или лекарственных средств.
- В ПНИ практически невозможно осуществить индивидуальный подход к лечению заболеваний, которые являются для пациентов основными или сопутствующими. Так как врачебный контроль осуществляется постоянно, постоялец имеет доступ к индивидуально разработанной схеме лечения и своевременной помощи от персонала или лечащего врача.
- В пансионате пациенты имеют больше индивидуального пространства, так как в палатах размещается меньше людей, нежели в государственном учреждении. Есть возможность разместить пациента в индивидуальную комнату для отдельного проживания.
- Пансионат позволяет родственникам постояльцев посещения по более свободному графику, нежели государственное учреждение. Есть возможность забрать постояльца домой на выходные или праздничные дни, если это возможно при его состоянии здоровья.
В целом, постояльцы пансионата, имевшие опыт проживания в ПНИ, отмечают больший комфорт и внимание со стороны персонала по сравнению с государственным учреждением. А вопрос комфорта при лечении заболеваний и обеспечении достойного проживания является решающим при выборе учреждения для размещения пациента.
Анна Клепикова о жизни умственно отсталых в интернате — Реальное время
Общество
07:00, 04.10.2019
Автор книги «Наверно я дурак» о жизни умственно отсталых в интернате
В 2009 году студентка Европейского университета в Санкт-Петербурге Анна Клепикова поступила на работу волонтером в интернат для умственно отсталых детей, чтобы собрать материал для диссертации по антропологии.
Она проработала в интернате год, а потом устроилась еще на один год в психоневрологический интернат для взрослых. Результатом ее дневниковых записей стала книга, вышедшая чуть больше года назад, — документальный роман «Наверно я дурак», где от собственного имени она рассказывает о жизни детей и взрослых в интернате. Книга была включена в лонг-лист литературной премии «Большая книга», скоро выйдет ее второй тираж. О том, как создавался роман и с какой реальностью она столкнулась в этих казенных учреждениях, Анна рассказала в интервью «Реальному времени».
— Анна, каким было ваше первое впечатление, когда вы увидели детей в интернате?
— Это было давно, в 2009 году. Сейчас в СМИ, в «Фейсбуке» довольно много материалов о детях с нарушениями развития, есть много фондов и НКО, которые занимаются проблемами таких детей, а тогда эта тема только начинала звучать, поэтому неудивительно, что я ничего об этом не знала.
У меня были смешанные чувства. Меня ужасало, что есть такие дети, что они способны выжить с серьезными нарушениями, что они живут в таком странном учреждении, и при этом удивляло, что есть молодые люди, которые за ними ухаживают, меняют им подгузники, чистят им зубы. Как они с этим справляются и какой смысл видят в такой работе? Изначально меня заинтересовали волонтеры, я хотела написать про них, чтобы узнать, что движет этими людьми.
Мне хотелось преодолеть себя и понять, что значит быть волонтером, на собственной шкуре. У меня был большой страх перед казенным учреждением, детским домом, где детские застиранные колготки развешаны на батареях, где обшарпанные советские стены и лестницы, железные кроватки и миски, одинаковые жестяные кружки. Меня это отталкивало и одновременно манило.
Я подумала, что не пойду простым путем, например, работая методом интервьюирования волонтеров, а сама стану волонтером и одновременно буду делать исследование. Со стороны благотворительной организации не было никаких возражений.
Хотя исследование не сулило им ничего хорошего, потому что многое могло быть воспринято как критика госучреждения, а у них и так довольно напряженные отношения с госсистемой. Днем я работала в интернате в качестве волонтера, а вечером делала заметки для будущего исследования. После года работы в детском интернате я еще на год отправилась в психоневрологический интернат для взрослых.
Мне хотелось преодолеть себя и понять, что значит быть волонтером, на собственной шкуре. У меня был большой страх перед казенным учреждением, детским домом, где детские застиранные колготки развешаны на батареях, где обшарпанные советские стены и лестницы, железные кроватки и миски, одинаковые жестяные кружки. Меня это отталкивало и одновременно манило
— Вас как-то подготовили к работе в интернате?
— Благотворительная организация проводит семинары для новых волонтеров. Нас обучали базовым вещам — как обращаться с телом человека с физическими особенностями, как общаться с человеком, у которого есть коммуникативные нарушения.
Нам говорили о том, что не нужно пытаться исправить в нем какие-то нарушения, поскольку это невозможно, но можно его сделать более функциональным, можно компенсировать его недостатки за счет создания благоприятной среды.
Это старая идея, которая отсылает к известному психологу Льву Выготскому, характеризует современный западный подход к инвалидности, но на тот момент она была новой для российских учреждений. Для нашей страны характерен более медицинский подход к людям с инвалидностью — у нас или пытаются исправить его дефекты, или же ставят на нем клеймо «безнадежен».
«От флюса ребенку вкалывали то ли обезболивающее, то ли успокоительное, чтобы он не мешал своим стоном, но к зубному его не водили»— Какими были условия в интернате?
— Помимо основного заболевания, например, церебрального паралича, у ребенка также часто была другая болезнь: флюс, конъюнктивит, кашель. И при этом никто их от этого не лечил, разве что очень поверхностно: от флюса, например, ребенку вкалывали то ли обезболивающее, то ли успокоительное, чтобы он не мешал своим стоном персоналу, но к зубному его не водили.
У меня было представление, что в госучреждении все стерильно, есть санитарные нормы, что детей там лечат и за ними ухаживают. И у многих есть такая идея, что если ребенок больной, в интернате ему обеспечат уход. Но это неверное представление.
Поскольку в интернате много детей, зачастую невозможно каждому подобрать индивидуальное лечение. Персонала довольно мало, даже медсестер. У нас в корпусе было 150 детей, в день там работали две-три медсестры. Там была одна толковая врач, которая подробно разбиралась с историями болезней детей, но второй врач едва мог пользоваться глейкометром, например, и часто даже не пытался оказать помощь ребенку, которому стало плохо.
Гигиенический уход тоже не такой хороший, как я могла предположить. Согласно государственным нормативам ребенку с инвалидностью полагается три подгузника в день. У многих детей недержание или они не передвигаются самостоятельно и не могут воспользоваться горшком, поэтому даже в подростковом возрасте в интернате продолжают пользоваться подгузниками.
Можно представить, сколько раз в день ребенок ходит в туалет. То есть он большую часть времени находится в грязном и мокром подгузнике. А еще в какой-то момент была нехватка подгузников, и их вообще стали менять один раз в день. Вообразите, в каком состоянии находится тело ребенка. В моче содержится мочевая кислота, разъедающая кожу, поэтому на коже ребенка появлялись опрелости вплоть до ожогов, у некоторых детей были пролежни.
На тот момент в комнатах или группах, как мы их называли, жили по 13 человек. На них — одна санитарка, которая осуществляет уход. Она не справлялась с заботой о таком количестве детей. Всех нужно переодеть, помыть, накормить. Мыли не очень тщательно, одевали довольно грубо, в том числе из-за спешки, а еще потому, что у многих детей необычное тело, и санитаркам оно не представлялось как будто бы вполне человеческим, способным чувствовать боль. Они часто исходили из того, что дети не понимают, что с ними происходит, не различают ощущений. В группах отсутствовало пространство, чтобы хранить личные вещи, да у детей их практически и не было.
Самое ужасное, конечно, было то, что дети из-за нехватки персонала почти весь день оставались в кроватях, с ними никто не общался. У многих развились вторичные симптомы госпитализации, когда ребенок раскачивается, грызет себе руки, чтобы себя занять, потому что у него колоссальный стресс из-за того, что к нему никто не подходит и он весь день один. Маленький ребенок нуждается в контакте со взрослым, в привязанности к значимому взрослому. Это было страшно видеть: детей, которые раскачивались в кровати в одиночестве. Я, как волонтер, пришла на несколько часов в день, пусть это время я проведу с этим ребенком, но дальше он продолжит раскачиваться в одиночестве. Я приду на следующий день, но я возьму на прогулку другого ребенка. Волонтер должен пережить это и уметь справляться со своими чувствами по этому поводу.
Конечно, сокращение детей в группах и ремонт важен: у ребенка перед глазами не ободранная коричневая стена, а какая-нибудь свежевыкрашенная фиолетовая, с картинками.
Но гораздо важнее, сколько людей там работает и как они обращаются с детьми— А что изменилось в этом интернате к настоящему времени?
— Изменения произошли спустя довольно много лет. Сейчас это группы не по 13, а по пять-шесть человек, в группах появилось больше пространства. Все отремонтировано и постоянно переремонтируется, потому что ремонтом можно отчитаться за потраченные деньги, как я понимаю, поэтому можно перестилать линолеум несколько раз в год. Во всяком случае, об этом сообщают те, кто работает там сейчас. Сейчас там все новенькое, чистенькое. Железную посуду заменили на стеклянную, и теперь кружки больше похожи на детские.
Конечно, сокращение детей в группах и ремонт важны: у ребенка перед глазами не ободранная коричневая стена, а какая-нибудь свежевыкрашенная фиолетовая, с картинками. Но гораздо важнее, сколько людей там работает и как они обращаются с детьми. То, что на санитарку стало приходиться не 13, а шесть детей, кажется, ничего не изменило, в том числе потому, что не появилось системы обучения и подготовки ухаживающего персонала.
Казенное учреждение и детский дом все равно остается учреждением, где невозможен индивидуальный подход к ребенку, учет его личностных потребностей.
— В книге вы подробно описываете противостояние, существующее в интернатах между постоянными сотрудниками, санитарками, медсестрами с одной стороны, и волонтерами с другой. Расскажите об этом.
— Это была одна из самых тяжелых вещей. Она была гораздо тяжелее, чем наладить контакт с детьми. Со стороны персонала, санитарок и даже на уровне дирекции всегда были какие-то претензии, они с трудом принимали волонтеров. Их отчасти можно понять. Санитарки воспринимали нас как своих помощников, которым они будут отдавать часть своих довольно тяжелых обязанностей. У санитарок неблагодарная и низкостатусная работа, они могут даже стесняться рассказать, кем работают. При этом труд у них очень тяжелый: попробуйте перемыть 13 детей за два часа! И это могут быть дети 17 лет, которые много весят и при этом не передвигаются.
Санитарка каждого должна на себе опустить в ванную, специальных приспособлений для этого не было.
И вот приходит волонтер. Завтрак. Его задача — взять одного ребенка и кормить его медленно, учить держать ложку, дать ему почувствовать вкус пищи, провести с ним время за едой. А у санитарки задача — быстрее всех накормить, у нее нет обязанности чему-то учить ребенка. А тут человек нарушает привычный ход вещей и еще говорит, что так правильно, и это молодая 20-летняя девчонка, тогда как санитарка работает тут уже 20 лет, знает всех этих детей и все, что им нужно. Происходит конфликт на уровне и идеологии отношения к людям с инвалидностью, и непосредственно практик обращения с ними. В этом пространстве сталкиваются разные модели отношения к людям с инвалидностью: патерналистская, характерная для госучреждения, и гуманистическая, с идеей ценности разнообразия, характерная для благотворительной организации.
В итоге это выражается в конфликтах между санитарками и волонтерами. Например, волонтер привозит в группу коляску, сажает в нее ребенка, чтобы позже взять его на занятия, а пока пусть он хотя бы посидит и посмотрит в окно, а не в потолок.
Через некоторое время волонтер возвращается за ребенком, а тот уже опять уложен в кровать, коляска стоит в коридоре. Санитарка говорит, что ей мешает эта коляска, и она считает, что ребенку не нужно сидеть, он «болеет» (имея в виду его врожденную инвалидность, а не насморк), и ему нормально лежать. Кто-то из волонтеров пытался объяснять, кто-то медленно завоевывал доверие персонала и тем самым — разрешения на то, чтобы что-то делать с детьми, как это делала я, кто-то противостоял более открыто и спорил…
Обычно многое зависело от личных особенностей санитарок и волонтеров. Как правило, с большинством санитарок волонтерам удавалось находить общий язык. У меня получилось с тремя из пяти, а с двумя не очень. Некоторые начинают замечать успехи детей, которые произошли благодаря волонтерам. Единицы перенимают какие-то практики, например, медленное кормление. Не все видят смысл в волонтерской работе, в развитии и обучении детей, даже если это самая добросовестная санитарка, которая играет с детьми и с нежностью к ним относится.
Но некоторые все же видят и со временем признают, что успехи детей связаны и с волонтерской работой.
Значительная часть детей, даже с серьезными нарушениями, которые не говорят и не двигаются, способны к развитию и общению при условии использования специальных методик и средств альтернативной коммуникации
— Детей не бьют?
— Это было характерно только для нескольких санитарок. Но их наказывали за это лишением зарплаты и в итоге уволили. Никаких систематических побоев не было. А слегка шлепнуть ребенка — в этом не виделось «ничего такого». Если бы я сказала об этом в Финляндии, меня бы раскритиковали, но в нашей культуре не считается чем-то зазорным не бить, а шлепнуть ребенка, если он себя плохо ведет. Санитарки точно так же, вероятно, делали со своими собственными детьми.
Для чувствительных волонтеров видеть это было ужасно. Но и сам волонтер мог сорваться. У меня не было случаев, когда я кого-то шлепнула, но бывало, что я еле сдерживалась, потому что ребенок меня просто довел своим поведением, у меня сдавали нервы.
— Какие ошибочные представления о детях с задержкой интеллектуального развития есть в нашем обществе?
— Есть представление, что такие дети не развиваются, что если уж они родились «умственно отсталыми», то они ни на что не годны. Это не так. Есть дети с очень тяжелыми врожденными нарушениями. Но это только часть детей, и даже они обычно способны к коммуникации, контакту, простейшему пониманию, что их взяли на руки, что с ними происходит что-то хорошее, они способны смеяться, сообщать о своем состоянии, им может что-то нравиться, иногда они узнают и различают взрослых. А значительная часть детей, даже с серьезными нарушениями, которые не говорят и не двигаются, способны к развитию и общению при условии использования специальных методик и средств альтернативной коммуникации.
Многие люди с синдромом Дауна, например, а это частый диагноз, приводящий к задержке интеллектуального развития, могут успешно интегрироваться в общество и работать, как показывает западная практика.
Было бы ошибкой сказать, что таких детей, которых сочли умственно отсталыми из-за их телесных и речевых ограничений, в детском доме, где я работала, большая часть. Но они есть, и очевидно, что интеллектуальное развитие детей, которые не говорят, но обладают нормальным интеллектом, тормозится, если они попадают в учреждение, где никак не развиваются их коммуникативные способности. Да и если мы говорим об обычных, не специализированных детских домах, куда попадают дети без патологий, вне семьи, в отсутствие контакта со значимым взрослым испытывают колоссальный стресс и приобретают задержку в психологическом развитии.
Также есть представление о том, что такие дети, начиная с подросткового возраста, гиперсексуальны: сексуально опасны либо все время занимаются мастурбацией.
Это тоже неверно. Конечно, если человека с ограниченными интеллектуальными возможностями в подростковом возрасте изолировать в комнате, где ему нечем заняться, то он найдет себе такое занятие. Но если у человека есть какое-то дело, то у него сексуальных потребностей не больше и не меньше, чем у обычных людей.
Есть идея, что такие люди ничего не понимают, им все равно, что происходит вокруг, что на них надето и что они едят. Покормили и одели как-нибудь — и хорошо. Но им точно так же, как обычным детям и людям, нужно общение и человеческий контакт, они различают вкус пищи, удобную и неудобную одежду, равнодушную и заботливую санитарку. Многие дети какали только в тот день, когда дежурила именно заботливая санитарка — они на уровне какого-то телесного знания понимали, что она их вымоет и переоденет. А равнодушная оставит лежать как есть.
Есть идея, что такие люди ничего не понимают, им все равно, что происходит вокруг, что на них надето и что они едят. Покормили и одели как-нибудь, и хорошо.
Но им точно так же, как обычным детям и людям, нужно общение и человеческий контакт, они различают вкус пищи, удобную и неудобную одежду, равнодушную и заботливую санитарку— А какие ваши личные установки были разрушены в результате такого опыта?
— Главный мой стереотип был, что родиться «умственно отсталым», «ненормальным» это очень страшно, и не менее страшно столкнуться с таким человеком. Это не так, как оказалось. Такие дети с особенностями дарят очень много открытий о том, как может быть устроено человеческое общение. Одно дело, когда мы с вами общаемся и полностью понимаем друг друга. А другое дело, когда у одного из людей затруднены коммуникативные возможности и он не может выражать себя полноценно. И наша задача была найти общий язык, когда речи, вербального языка нет. В ситуации так называемого «госпитализма», когда человек, с которым многие годы не общались, ушел в себя, в свои раскачивания и стереотипные движения, нужно было найти к нему ключик.
Для меня это многое открыло в человеческом взаимодействии. Я поняла, что общаться с человеком, отстающим от нормы в интеллектуальном развитии, не менее интересно, чем с человеком с высоким IQ.
— Как сохранить психическое здоровье, много времени проводя с людьми с умственными нарушениями?
— Если ты волонтер, значит, ты там не навсегда, скоро уйдешь, поэтому с большой долей вероятности сохранишь свое психическое здоровье. Когда же ты постоянный сотрудник и у тебя нет никакой поддержки, ты можешь вообще не очень понимать цели работы с подопечным, как происходит в случае санитарок, зачастую случается то, что принято называть эмоциональным выгоранием.
А когда ребенок живет дома с родителями, это может быть еще труднее. Обычно, когда ребенок идет в садик, школу, у родителей появляется какое-то личное время и пространство, какая-то относительная определенность по поводу его судьбы — отучится в школе, поступит в институт или колледж. А с ребенком с тяжелыми нарушениями развития этого не происходит, родитель к нему гораздо больше привязан, он не всегда его может устроить в садик, а уж что говорить о колледже или о трудоустройстве.
— А им оказывается какая-то волонтерская помощь?
— Есть фонды и НКО — в основном в больших городах, которые поддерживают семьи с детьми с особенностями развития. У НКО, в которой я была волонтером, тоже есть семейный проект: центры дневного пребывания для детей и взрослых с тяжелыми нарушениями, проект кризисной поддержки семей — когда мама может оставить ребенка на полное попечение организации на несколько недель, а сама, например, лечь на операцию. Есть фонды, специализирующиеся на юридической и финансовой поддержке приемных семей. Важно, что сами родители часто объединяются и пытаются сделать так, чтобы у их детей была нормальная жизнь. Некоторые родители добиваются того, чтобы их ребенок учился инклюзивно, например. Но объединяясь, родители могут в целом менять систему образования — например, настаивать на открытии так называемых ресурсных классов для детей с аутизмом в общеобразовательных школах.
Самый большой страх родителей детей с инвалидностью — это страх, что их ребенок, повзрослев, окажется в психоневрологическом интернате, ведь они не смогут ухаживать за ним вечно. Поэтому некоторые родители пытаются организовать альтернативу — проекты так называемого сопровождаемого проживания. Это форма организации жизни взрослого человека с инвалидностью, которая распространена ныне в западных странах. Обычно это дом или квартира, где живут в обычных домашних условиях несколько человек с особенностями в развитии в постоянном сопровождении социального работника.
Как показало мое исследование, многие родители хотели бы способствовать развитию такой формы проживания в России, но далеко не всем хватает информационной и юридической поддержки для того, чтоб создать такой проект. В этом им необходима поддержка экспертов и профессиональных НКО.
Главный мой стереотип был, что родиться «умственно отсталым», «ненормальным» это очень страшно, и не менее страшно столкнуться с таким человеком.
Это не так, как оказалось. Такие дети с особенностями дарят очень много открытий о том, как может быть устроено человеческое общение— Ваша книга вышла спустя много лет после вашего полевого исследования, в 2018 году. Почему?
— Да, чуть больше года назад. Я собирала основной материал в течение двух лет. Потом все время возвращалась в интернаты, брала интервью. В 2014 году защитила диссертацию на эту тему. Сразу должна была писать книгу, но прямо сразу я за нее не села, наверное, потому что тоже ощущала какое-то эмоциональное выгорание. Начала писать через год и закончила в 2016 году, и для меня возвращение ко всем моим дневниковым материалам и переживаниям, которые в них были зафиксированы, было своего рода психотерапией. А потом это была уже техническая работа — редактура, корректура.
Так что книга появилась спустя почти десятилетие после моего знакомства с детским домом. Но для научных монографий — а моя книга не только документальный роман, но и научный труд — это совершенно обычная история.
Наталия Антропова, facebook.com/klepikova
Справка
Анна Клепикова — кандидат социологических наук, заместитель декана факультета антропологии Европейского университета в Санкт-Петербурге, специалист по антропологическому изучению инвалидности. Автор документального романа «Наверно я дурак» об умственно отсталых детях и взрослых в интернатах.
Запорожский детский дом для умственно отсталых детей (мальчиков)
Запорожский детский дом (школа-интернат)
для умственно отсталых детей (мальчиков)
Школа-интернат была основана в 1981 году в курортной зоне Запорожья Великая Луга. В нем учатся 155 воспитанников, из них 61 – сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей.
Леонид Алов возглавил школу с 19 августа.82.
Школа-интернат является социальным медицинским учреждением для постоянного проживания мальчиков 4-18 лет, имеющих дефекты умственного развития и нуждающихся в постоянной медицинской и бытовой помощи.
Причинами умственной отсталости могут быть родовые травмы, болезнь Дауна, эпилепсия, резус-конфликт родителей, внутричерепное давление и др.
В соответствии с Постановлением об отделе по работе с молодежью, часть поев может проживать в интернате до 25 лет. После окончания интерната воспитанники направляются в психоневрологические интернаты для взрослых в пос. Преслав и Орлово в Запорожской области.
Школа-интернат находится в ведении Запорожского главного управления труда и социальной защиты населения, находится в муниципальной собственности и финансируется из областного бюджета.
Основное назначение и деятельность Запорожской школы-интерната.
Коллектив школы в процессе своей работы решает вопросы социальной адаптации и реабилитации учащихся. У детей, обучающихся там, диагностируется глубокая умственная отсталость.
Дети разделены на 8 групп в зависимости от возраста и интеллектуальных особенностей. В каждой группе круглосуточно работают 2 воспитателя и 5 медсестер.
В каждой группе от 15 до 20 учеников.
С 1 сентября по 25 мая дети учатся в течение недели по 4 урока в день. Они учатся по специальной программе, разработанной в 1984 году НИИ Дефектологии СССР.
В свободное время старшеклассники выполняют различные работы по уборке территории, ее благоустройству, участвуют в погрузочно-разгрузочных работах.
Привить умственно отсталым детям навыки самообслуживания — очень долгий процесс. Наконец, те, кто вначале даже не умел говорить, после окончания учебы могут не только обслуживать себя, но и читать, писать, считать — эти факты говорят сами за себя.
Ежегодно группа детей-сирот (20-36 человек) отдыхает на побережье Азовского моря в оздоровительном лагере «Орлятко» в Геническе.
В течение года дети ходят гулять в лес, раскинувшийся вдоль берега Днепра. В праздничные дни воспитанники музыкальных школ устраивают концерты и спектакли для воспитанников интерната, а сами воспитанники участвуют в художественной самодеятельности.
Коллектив Запорожской школы-интерната.
Всего сотрудников — 118 человек.
1. Администрация — 10 человек.
2. Вспомогательный персонал – 18 чел.
3. Медицинский персонал – 10 чел.
4. Вспомогательный медицинский персонал – 45 чел.
5. Педагогический состав — 22 человека.
6. Повара и их помощники — 9 чел.
7. Охрана — 4 человека.
Среди работников школы-интерната 88 % составляют женщины, 12 % — мужчины.
14 % имеют высшее образование, 30 % имеют высшее образование, 3 % учатся по совместительству.
Координаты Запорожской школы-интерната:
Запорожский детский дом-интернат
ул. Донецкая, 18
Запорожье
Украина
Телефон: +3 8 061 286-96-67
Как сделать пожертвование этому учреждению?
Внимание! Школе-интернату очень нужна ваша помощь!
Например, в 2004 году на питание на одного человека в день выделялось в среднем 5 грн (менее $1)!!! Для соблюдения элементарных санитарных требований необходимо потратить не менее 11 гривен (2 доллара США).
Детям очень нужны витамины, свежие овощи и фрукты, сыр. В интернате есть своя теплица, но ее явно недостаточно.
Школа-интернат также постоянно нуждается в обуви и одежде, особенно в тапочках (норма 1 пара на 2 года, но этого мало!). Нужны размеры 19, 23, 25. Также школам нужны трусы, рубашки с длинными рукавами, футболки, обувь (кроссовки, ботинки, туфли).
В школах постоянно не хватает спортивного инвентаря (мячи для футбола и волейбола, ракетки и столы для пинг-понга).
Помещения школы также нуждаются в ремонте, старый паркет нужно покрыть лаком. Течет крыша изолятора
Если вы или ваша компания можете оказать какую-либо помощь (например, 20-50 гривен, или продукты или товары) — дети и коллектив интерната будут вам очень благодарны. Вы можете решать и контролировать, как будут использованы ваши пожертвования.
Мы всегда рады видеть Вас в нашем интернате!
«Наши дети голодают» — Леонид Алов, директор Детского дома для детей с ограниченными умственными возможностями в г.
Запорожье, Украина
округ Батлер | Наша история
Совет округа Батлер по нарушениям развития ведет свою историю от инициативы родителей, которые хотели дать образование своим сыновьям и дочерям с нарушениями развития.
Около века, вплоть до 1950 года, у родителей детей с отклонениями в развитии в Огайо было два варианта: они могли отправить своего ребенка в учреждение для получения услуг, но они должны были отказаться от ежедневных контактов. Или они могли воспитывать своего ребенка дома, делая все, что считали правильным. Часто ребенка скрывали от общественности.
1950-е
В 1950-х годах родители в Огайо начали взывать о помощи для своих детей — для образования их детей — для лучшей жизни. Именно тогда они начали просить законодательное собрание штата о помощи. В 1951 году законодатели штата приняли закон SB157, в соответствии с которым государственные деньги выделялись на занятия для детей с отклонениями в развитии; это было немного, но это было начало.
В 1952 году родители округа Батлер сформировали Совет по делам умственно отсталых граждан. Их первыми обязанностями были адвокаты, разработчики, организаторы и водители автобусов. Занятия начались в 1952 в Гамильтоне, а затем в Мидлтауне.
1960-е
Наконец, государство отреагировало на мольбы родителей. В июле 1967 года штат учредил Окружные советы по делам умственной отсталости, которые теперь называются Советом по нарушениям развития (DD), и Совет округа Батлер провел свое первое организационное собрание. В 1968 году Совет нанял своего первого штатного администратора (позже суперинтенданта). В 1962 году компания Goodwill Industries организовала программу семинаров в Гамильтоне.
1970-е годы
Совет округа Батлер Центра для взрослых Нью-Майами открылся в июле 1970 года. В 1973 году открылся Центр Fair Acres. На момент открытия в этом учреждении размещались и школа, и центр для взрослых. Помимо услуг для взрослых в Fair Acres, в июне 1974 года Совет открыл Миддлтаунский центр.
Совет начал программировать для маленьких детей от рождения до трех лет в рамках Программы раннего вмешательства в 1975 году. В 1976 году агентство DD открыло свой первый дошкольный возраст. классы.
В 1975 Конгресс принял публичный закон 94-142, Закон об образовании инвалидов, который гарантировал бесплатное надлежащее государственное образование для всех детей-инвалидов. В следующем году Огайо принял сопутствующий закон, внесенный в Закон о замещающей палате 455 с поправками. Чтобы соответствовать этому законодательству, программы DD округа Батлер начали переговоры со школьными округами округа о переводе учащихся с ограниченными возможностями в их школы.
В тылу Совет занялся предоставлением услуг по жилью, когда в 1919 году открыл первый групповой дом в Севен-Майл.78.
Многие жители государственных учреждений начали возвращаться в свои родные места в конце 1970-х годов.
1980-е годы
Законодательное собрание штата добавило к названию окружных советов «нарушения развития»; затем мы стали Советом округа Батлер по вопросам умственной отсталости и нарушений развития.
Внимание Совета было направлено на включение и поддержку сообщества: в 1983 году агентство перевело своих учащихся школьного возраста в наименее ограничительную среду, как это определено Верховным судом. Суд поддержал концепцию, согласно которой учащимся должна быть предоставлена свобода учиться в классах, наиболее соответствующих их образовательным способностям.
В ноябре 1988 года Правление объявило, что прекратит прием направлений для своего класса школьного возраста в школе Fair Acres и больше не будет проводить классы для лиц школьного возраста после завершения 1990-91 учебного года.
Из-за притока жителей из государственных учреждений службам для взрослых пришлось выделить больше места для программ для взрослых. Центр Гамильтона был открыт в 1983 году, а затем в 1989 году был открыт Центр Свободы.
https://www.freepik.com/1990-е годы
В 1990-х годах программы для лиц с нарушениями развития прекратили прямое действие программ для школьников и интернатных служб.
Нарушения развития сосредоточены на использовании существующих услуг в сообществе и помощи людям стать частью своего сообщества. В том же духе сообщества программы раннего вмешательства и дошкольные учреждения также были перенесены в соседние районы.
В 1997 году Совет переименовал Центр Fair Acres в Центр Джанет Клеммонс для детей и семей младшего возраста. Новое имя было присвоено г-же Клеммонс, бывшему члену Совета по нарушениям развития и защитнику прав детей, которая на момент своей смерти была комиссаром округа Батлер.
Центр стал домом для специализированного дошкольного учреждения школы Гамильтона, центра раннего вмешательства и офисов Help Me Grow.
2000-е годы
В 2000 году избиратели округа Батлер одобрили двухмиллионный постоянный сбор за замену. В 2000 г. сторонники DD вернулись к своим низовым усилиям по расширению программ Medicaid по месту жительства для поддержки на дому и размещения вне дома в бюджете штата на следующий двухлетний период.
В июне 2001 г. были одобрены законопроекты 94 и 405 Палаты представителей. Законопроекты требовали изменений в структуре некоторых программ DD, а также добавления персонала.
Также в 2000 году были созданы три общественные группы для работы в трех основных географических областях, чтобы координаторы поддержки могли быть более интегрированы в сообщество и могли быть более доступными для отдельных лиц и их семей. Три офиса группы:
Общественная группа Мидлтауна для людей, живущих в школьных округах Мидлтаун, Мэдисон, Эджвуд и Монро.
Общественная группа Западного Честера для жителей школьных округов Лакота.
Общественные группы Fairfield/Hamilton для жителей школьных округов Hamilton, New Miami, Ross, Talawanda и Fairfield.
В 2002 году программа Миддлтауна была расширена за счет дополнительного сайта и переименована в Центр развития Мидлтауна. В 2003 году Совет округа Батлер DD отремонтировал и расширил Liberty Center, чтобы лучше удовлетворять потребности взрослых с ограниченными возможностями, которые посещали учреждение для дневных программ реабилитации.
Также в 2003 году началась программа отказа от первого уровня. В 2004 году избиратели округа Батлер одобрили постоянный сбор за замену одной мельницы, в результате чего Правление получило 3 постоянных миллиона в качестве местного дохода.
В 2006 году мы обновили наше видение, включив в него практику самоопределения, услуги на базе сообщества и более конкретно показав общественности, как мы подотчетны ей. Финансовая среда менялась, и мы начали корректировать то, как мы предоставляем услуги. В том году мы решили быть поставщиком услуг для взрослых, но не единственным поставщиком.
Мы начали максимизировать наши доллары Medicaid, снизив стоимость услуг, используя отказы уровня 1 для финансирования дневных услуг для взрослых, и мы более полно реализовали индивидуальные бюджеты. Мы также сделали своим приоритетом поддержку выпускников средних школ и других взрослых в получении и сохранении работы по месту жительства.
Весной 2006 года, после 30 лет предоставления специализированных дошкольных классов, Совет округа Батлер округа DD начал передавать работу специализированных дошкольных классов обратно в местные школьные округа.
Также в 2006 году некоммерческий совет «Партнерство для жилья», который покупает и содержит доступное жилье для людей с ограниченными возможностями, был присоединен под эгидой Resident Home Corporation (ныне Envision) из округа Гамильтон. По состоянию на 2015 год некоммерческий совет владеет 57 домами, в которых люди могут жить, используя свой доход от аренды и отказ от Medicaid для финансирования поддержки на дому.
В 2009 году термин «умственная отсталость» был законодательно изъят из названия окружного совета. Это была попытка всего штата, которую возглавили самозащитники, которые сочли эти слова унизительными.
В 2010 году Совет округа Батлер принял план по объединению учреждений, чтобы максимизировать доход и перейти к большему количеству программ на уровне сообщества для большего числа людей. Мы начали консолидировать наши программы обслуживания взрослых; мы прекратили работу по программе защищенного трудоустройства и перенесли нашу дневную программу абилитации в Liberty Center.
Наши сотрудники также взяли на себя транспортировку на дневную программу и обратно вместо того, чтобы заключать договор на оказание услуг. Мы начали выезжать из арендованных офисов и занимать свободные площади в собственных зданиях. Мы сосредоточились на содействии и развитии естественной поддержки для людей. Мы продолжали сокращать численность персонала за счет увольнения и досрочного выхода на пенсию. Наконец, мы использовали индивидуальные бюджеты, чтобы предложить специализированные программы для удовлетворения потребностей отдельных лиц.
- Люди, которых мы обслуживаем, расширили свои усилия по защите интересов через SpeakUp, группу самозащиты, и они представлены в Программном комитете нашего Совета. Самоадвокаты оказывают поддержку, наставничество и образование друг другу, а также старшеклассникам.
- Оплачиваемый опыт работы для учащихся школьного возраста, анклавы и поддержка микропредприятий.
- Совместный проект с Советом по психическому здоровью позволил нам расширить спектр услуг для лиц с нарушениями развития, у которых также есть проблемы с психическим здоровьем.
