Поведение больного раком перед смертью: На исходе жизни: чего ожидать вам и вашим родным

Содержание

ИЗ ИСТОРИИ ЭВТАНАЗИИ: как умер Зигмунд Фрейд?

Ярема Владимир Иванович
Врач хирург-онколог маммолог, профессор кафедры госпитальной хирургии лечебного факультета Московского Государственного Медико-Стоматологического Университета

«Сначала мы долгое время озабочены тем, чтобы остаться живыми; затем тревожимся, как бы не умереть; в этом есть тонкое различие»
З. Фрейд

«В средние века во время войн на поле боя оставались сотни тяжелораненых, которые в силу разных причин не были эвакуированы. Их ждала мучительная смерть на поле боя, но с помощью кортика с крестообразной ручкой специально выделенные люди добивали раненых. Смерть была мгновенной. Кортик назывался «мизерикордия», что в переводе означает «милосердие» (Петровский Б.В.).

Данный кортик появился в Западной Европе в XII веке и представлял собою кинжал с узким лезвием длиной до 40 см, имеющий 3- или 4-х-гранный клинок (рис. 1). Такое же оружие имелось и в Японии, там оно появилось также к XII веку и было известно под названием «ёрои доси» («сокрушитель доспехов»).

Проблема эвтаназии (от греч. ευ – «хороший» + θάνατος – «смерть») была и по сей день остается в мире одной из актуальных. Здесь есть сторонники и противники. Критерий жизни и смерти – не только медицинский, но и философский вопрос. И сейчас с различной интенсивностью данная тема горячо обсуждается многими людьми.

История медицины знает случаи, когда врачи прибегали к эвтаназии. Они, прямо или косвенно, помогли уйти в мир иной Николаю I, Г. Герингу, А. Онассису и многим другим.

В плане своеобразной иллюстрации весьма показательными являются обстоятельства последних лет жизни и смерти одного из известных людей XX века – Сигизмунда Шломо (Соломона) Фрейда, более известного как Зигмунд Фрейд (рис. 2). Австрийский психолог, психиатр и невролог, основатель психоаналитической школы терапевтического направления в психологии, предполагал связь невротических расстройств с взаимоотношением бессознательных и сознательных процессов.

Последние 10 лет своей жизни Фрейд вёл дневник, начав его в конце 1929 г. в возрасте 73 лет и окончив за четыре недели до смерти – 23 сентября 1939 года.

Последнее десятилетие, предельно лаконично отраженное в дневнике, стало одним из самых беспокойных периодов его нелегкой жизни. В 1938 г. после присоединения Австрии к Германии и последовавших за этим гонений на евреев со стороны нацистов положение Фрейда значительно осложнилось. После ареста дочери Анны и допроса в гестапо Фрейд принял решение покинуть Третий рейх. Однако власти не торопились выпускать его из страны и довольно долго не давали разрешения на выезд. Все решил звонок Бенито

Муссолини (Фрейд лечил одного из его близких друзей). Дуче лично попросил Адольфа Гитлера позволить Фрейду уехать. Фрейд был вынужден не только подписать благодарность гестапо «за ряд добрых услуг», но и выплатить правительству рейха «выкуп» за право покинуть Германию. В июне 1938 г., после того как принцесса Мария Бонапарт внесла нацистам «выкуп» в размере четверти миллиона австрийских шиллингов, Фрейд и члены его семьи покинули Вену

Первые симптомы болезни, сопровождавшей Фрейда на протяжении последних 16 лет жизни, появились в феврале 1923 г. , когда он обнаружил на верхней челюсти опухолевидное образование, распространяющееся на нёбо.

20 апреля 1923 г. Фрейд был прооперирован профессором Маркусом Гаеком. Гаек опубликовал признанные важными работы о заболеваниях полости рта. Профессор Гаек получил свое звание в знак признания ценности eгo исследований патологии носовых пазух и являлся автором нескольких известных уче6ников.

М. Гаек был на пять лет моложе Зигмунда Фрейда. Он родился на Балканах, изучал медицину в Венском университете и получил ученую степень в 1879 г., двумя годами раньше Фрейда.

Операция оказалась достаточно сложной, сопровождалась обильным кровотечением, и Фрейд смог уйти домой только на следующий день. Исследование удаленной опухоли показало, что это рак, но пациенту об этом Маркус Гаек ничего не сообщил.

После установления точного диагноза Фрейд должен был прожить, по уверению врачей, не многим более пяти лет, однако, благодаря своей неистребимой воле к жизни прожил гораздо больше.

4 октября 1923 г. профессором руководителем отделения челюстно-лицевой хирургии Гансом Пихлером была проведена радикальная операция.

Г. Пихлеру тогда было 46 лет, он получил медицинскую степень в университете в 1900 г. и начал свою подготовку как хирург-отоларинголог под руководством доктора Антона фон Эйзельсберга, который был первопроходцем в этой области. Однако его карьера очень рано прервалась из-за экземы. Ему пришлось отказаться от хирургии. Он уехал в Чикаго, в стоматологическую школу, где выдержал экзамены, излечил экзему и возвратился в Вену, где успешно занимался зубоврачебной практикой. Тем не менее, его увлечение хирургией полости рта не ослабло, и он вернулся в клинику Эйзельсберга, чтобы продолжить работу в области хирургии полости рта.

Операция Фрейду проводилась в два этапа с недельным перерывом. Первый этап состоял в перевязке наружной сонной артерии и удалении подчелюстных лимфоузлов, во время второго этапа была удалена верхняя челюсть, часть слизистой оболочки щеки и часть твердого нёба на поврежденной стороне, что соединило в одно целое носовую и ротовую полости и потребовало изготовления специального протеза. Операции проходили под местной анестезией.

После второй операции Фрейд в течение нескольких дней не мог говорить, его кормление осуществлялось через зонд. Правая щека оставалась парализованной, на ночь ему делали инъекцию морфия, а в середине ночи сестра повторяла укол.

Уже в ноябре Пихлер при очередном осмотре пациента, заметил изъязвленное маленькое пятно на мягком нёбе. Биопсия показала, что в этом месте росла ткань злокачественной опухоли. В тот же день была проведена резекция мягких тканей.

Зигмунд возобновил работу после нового, 1924 года. Внешне он почти не изменился. Он носил усы и бороду, несколько более густую, чтобы закрыть послеоперационные шрамы.

Для отделения рта от носовой полости был изготовлен протез, причинявший больному на протяжении всех последующих 16 лет исключительные неудобства. Хотя протез обеспечивал правильный прикус и отделял носовую полость от ротовой, он вызывал раздражение, давил на нижнечелюстной сустав и приносил ужасные страдания.

С течением времени здоровье Зигмунда окрепло, и он прошел курс лучевой терапии, но это не спасло его от дальнейших рецидивов.

Через некоторое время он перестал считать число перенесенных операций и электрокоагуляций. Доктор Пихлер вынужден был произвести пересадку кожи на щеке, потом с помощью диатермии удалить еще один очаг рецидива.

Во избежание грубого рубцевания тканей протез изо рта вынимался только для гигиенических процедур. При этом как изъятие, так и установление протеза обратно требовало незаурядной ловкости. Часто для этого Фрейд прибегал к помощи оперировавшего его доктора.

Но настоящие мучения были еще впереди. Фрейд не смог справиться со своей тягой к курению. Сигары же приводили к постоянному раздражению ротовой полости и создавали предпосылки для появления очередных новообразований. Каждый раз поврежденная область удалялась или подвергалась электрокоагуляции. Так продолжалось больше тридцати раз.

С появлением в семье Фрейдов доктора Макса Шура многое изменилось. Он ежедневно сопровождал Зигмунда в кабинет доктора Пихлера, наблюдая за работой над протезами. Хотя Зигмунд был на сорок один год старше Шура, между ними установилась дружба.

Летом 1938 г. Фрейд перенес очередную операцию, о которой в одном из своих писем после он писал, что это была самая тяжелая операция после радикальной первоначальной в 1923 г., что он все еще чувствует себя смертельно слабым и усталым и ему трудно писать и говорить.

Мучительные боли, не стихающие ни днем, ни ночью, не давали уснуть и полностью лишали какой-либо возможности работать. Со временем опухоль окончательно была признана неоперабельной. Все лицо больного покрывали многочисленные рубцы от разрезов. Болезнь неумолимо прогрессировала, в тканях щеки образовалось сквозное отверстие.

При всей мучительности своего состояния Фрейд никогда не проявлял ни малейшего признака нетерпения или раздражительности. До самой своей смерти он узнавал окружающих, и все его поведение свидетельствовало о четком осознании происходящего и принятии своей дальнейшей судьбы.

21 сентября 1939 г. Фрейд сказал своему лечащему врачу: «Мой дорогой Шур, несомненно, Вы помните наш с Вами первый разговор. Вы обещали не покидать меня, когда придет мой срок. Теперь в моей жизни не осталось ничего, кроме бессмысленных мучений». Шур пообещал, что даст ему седативное средство. На следующее утро Шур сделал первую подкожную инъекцию морфия, а после 12 часов ночи повторил укол. Этой дозы оказалось достаточно для истощенного организма больного. По словам врача, «он впал в кому, сознание к нему больше не возвращалось». Как пишет Пол Феррис (2001), фактически это была эвтаназия, и перед тем как писать отчет об этом эпизоде, Шур посоветовался с юристом. Смерть наступила в 3 часа ночи 23 сентября 1939 г.

Планирование рождения детей стало обычной практикой. Имеем ли мы право планировать свой уход из жизни? Имеет ли право человек уйти из жизни, если страдания сильнее страха небытия? Стоит ли поддерживать жизнь неизлечимых больных? Должен ли рождаться ребенок, если во внутриутробной стадии его развития выявлено, что он будет инвалидом? Почему юридически уголовно не преследуется суицид (самоубийство) и запрещен суицид с помощью врача? – вопрошает P. Singer. Может ли считаться участие в этом врача убийством?

Противники эвтаназии помимо принципа «святости жизни» призывают учесть следующие нерелигиозные возражения. Пациент просит об эвтаназии, когда он испытывает нестерпимые боли и психологически сломлен, выбор продиктован эгоизмом или, наоборот, желанием избавить родственников от обязанности ухаживать за ним.

В теории выделяются два вида эвтаназии: пассивная эвтаназия (намеренное прекращение медиками поддерживающей терапии больного) и активная эвтаназия (введение

умирающему лекарственных средств либо другие действия, которые влекут за собой быструю смерть). Помимо этого, необходимо различать добровольную и недобровольную эвтаназию. Первая – осуществляется по просьбе больного или с предварительно высказанного его согласия, вторая – без согласия больного.

Анкетный опрос врачей (г. Ташкент, 2003, 125 участников) показал большой разброс в вопросе об отношении к эвтаназии. Только треть врачей (34%) не допускают ее ни при каких обстоятельствах; считают приемлемым в исключительных случаях 9% врачей; по просьбе родственников – 2,2%; если есть настойчивая просьба больного – 16,5%; 38% предпочли уклониться от прямого ответа, сославшись на то, что им на практике не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией. Врачи-женщины оказались более подверженными неопределенности, чем врачи-мужчины, т.к. среди уклонившихся их было в 2,5 раза больше, чем мужчин. Данные были бы иными, если бы, как говорили при опросе врачи, было ясно, кто будет проводить саму процедуру эвтаназии. На себя «примерить» многие не хотят, хотя теоретически некоторые не против добровольной безболезненной смерти безнадежно больных, испытывающих тяжелые физические страдания.

По данным опроса врачей, в США до 40% педиатров были готовы принять активную эвтаназию справедливой, более чем 60% не готовы «убить», но готовы «позволить умереть» 99% врачей.

Пионером в области легализации добровольной смерти стали Нидерланды. В 1984 г. Верховный суд страны признал добровольную эвтаназию приемлемой. Эвтаназия была легализована в Бельгии в 2002 г. В 2003 г. эвтаназия помогла расстаться с жизнью 200 смертельно больным пациентам, а в 2004 г. – 360 пациентам. С апреля 2005 г. в бельгийских аптеках появились специальные наборы для эвтаназии, позволяющие упростить процедуру добровольного ухода из жизни (стоимостью примерно 60 евро). Набор для эвтаназии может заказать только практикующий врач, который должен указать точную дозировку отравляющего вещества. Оформить заказ можно после обращения в одну из 250 бельгийских аптек, имеющих соответствующую лицензию.

По закону в Бельгии может подвергнуться эвтаназии человек старше 18 лет, страдающий неизлечимым заболеванием. После нескольких письменных запросов, подтверждающих твердую решимость больного, врач может провести эвтаназию. Согласно официальной статистике, в 40% случаев эвтаназию проводят на дому у пациента.

В Цюрихской клинике Dignitas здоровой гражданке Канады была проведена эвтаназия. Свою просьбу она мотивировала тем, что хочет уйти из жизни вместе со смертельно больным мужем.

В США закон, разрешающий оказание медицинской помощи в осуществлении самоубийства больным в терминальной стадии, был принят (с рядом ограничений) в ноябре 1994 г. в штате Орегон, а в ноябре 2008 г. – в штате Вашингтон.

В России, на Украине и в Казахстане эвтаназия людей запрещена законодательно.

Прогресс медицины меняет мировоззрение. Медицина научилась удалять физическую боль, помогает преодолевать нагромождение печальных или сложных житейских проблем антидепрессантами. Как альтернатива эвтаназии, есть специальная система медицинской помощи, болеутоляющих средств, дающих возможность уйти достойно, не прибегая к активной эвтаназии. Это паллиативный уход. Главный принцип паллиативного ухода – комфорт пациента, а не избавление от болезни.

В нашей стране эту функцию выполняют хосписы. Но, как подметили испанские ученые, термин «hospice» имеет негативный оттенок. Слово хоспис происходит от лат. «hospes» – дом для отдыха и развлечения странников и путешественников. Как явление хосписы возникли в IV веке в лоне христианского верования. Современный хоспис для умирающих основал немецкий пастор Fliedner в XIX веке. По мусульманскому вероучению приюты не предусматриваются.

Между паллиативным уходом, и эвтаназией – зыбкая грань. В обоих случаях используются одни и те же лекарственные препараты, но в разной дозировке. Дает ли врач

опиум с целью ускорить смерть или с целью уменьшить боль? Побочным следствием паллиативного вмешательства (ради уменьшения болей пациента) часто становится ускорение наступления смерти. Можно ли это назвать «медленной эвтаназией» или «непрямой эвтаназией»?

Главное различие между позволением умереть и милосердным убийством, между активной эвтаназией и паллиативным умиротворением – намерения. Какую цель преследовали врачи? Ускорить наступление смерти (активная эвтаназия), умиротворить, избавив от страданий (паллиативная помощь) или позволить прийти естественной смерти, не предпринимая активных лечебных процедур (пассивная эвтаназия)?

Биомедицинская этика в настоящее время переживает драматический период в своем развитии и стоит перед переходом от фактов к нормам. Может ли отдельный прецедент дать право сделать его нормой для всего общества? Главные условия принятия решения пациентом по любой биомедицинской технологии – это сбалансированность информации, предоставляемой специалистами, и качество жизни, которое может дать или не дать данная технология.

Согласно взглядам Зигмунда Фрейда, рассуждавшего в 1930 г. на склоне длительной и продуктивной творческой деятельности о судьбе человека, самоубийство и война представляют собой выражение инстинктивной агрессии и деструкции, которые в свою очередь являются взаимозаменяющими элементами инстинкта смерти.

Истории, рассказанные пациентами Фрейда, содержат многочисленные описания суицидального поведения. Из них мы узнаем о самоубийстве как коммуникации, средстве привлечения внимания, крике о помощи, способе мести и частичной идентификации.

Не следует полагать, что саморазрушение является редким явлением, в определенной степени эта тенденция присутствует у гораздо большего числа людей по сравнению с теми, кто воплощает ее в жизнь. Как правило, нанесение самоповреждений представляет собой компромисс между этим инстинктом и противодействующими силами, и в случае осуществления самоубийства оказывается, что суицидальная склонность присутствовала уже давно, проявляясь с меньшей силой или в виде бессознательной и вытесняемой тенденции. Даже осознанное намерение совершить самоубийство осуществляется не сразу, а после выбора времени, способа и возможности; кроме того, бессознательное намерение не приводится в исполнение до его провокации усугубляющим фактором, играющим роль причины, отвлекающим на себя защитные механизмы человека и освобождающим намерение от их давления.

К 1910 г. Фрейд знал о самоубийстве довольно много. Он выделил ряд клинических особенностей: 1) чувства вины за пожелания смерти другим людям, особенно, родителям; 2) отождествление с суицидальным родителем; 3) утрата удовлетворения, точнее, отказ от принятия утраты либидинозного удовлетворения; 4) акт мести, особенно за утрату удовлетворения; 5) бегство от унижения; 6) сообщение, крик о помощи; и 7) Фрейд признал наличие тесной связи между смертью и сексуальностью. Глубинные корни самоубийства он видел в садизме и мазохизме.

После 1920 г. появилась концепция инстинкта смерти, однако, она получила недостаточную поддержку у психоаналитиков. Важнейшей из приведенных мыслей является открытие, что самоубийство порождается взаимодействием нескольких мотивов.

Когда в 1930 г. его мать умерла в возрасте 95 лет, Фрейд почувствовал освобождение: «Мне не разрешалось умереть, пока она была жива, а теперь это стало возможно» (Jones, 1953–1957, v. 1, p. 153).

Личное отношение Фрейда к смерти являлось неоднозначным и сложным во многих аспектах. «В мире реальности он был необычайно мужественным человеком, смело встречавшим беды, страдания, опасности и, наконец, смерть. Но однажды он сказал, что думает о ней ежедневно, что, конечно, нельзя назвать обычным».

Фрейд прекрасно понимал различие между философскими размышлениями об общих причинах человеческих страданий и требованиями практической жизни, связанными с

осуществлением определенных действий для их облегчения. В письме Эйнштейну (1933) он отметил: «Лучший выход состоит в том, чтобы в каждом конкретном случае посвящать себя предотвращению грозящей опасности с помощью тех средств, которые есть под рукой».

Литература

Freud S. (1953–1965) Standard Edition of the Complete Psychological Works. London: Hogarth Press.
Freud S. (1954) The Origins of Psycho-Analysis. New York: Basic Books, p. 207, 170–171.
Freud S. (1963) Psychoanalysis and Faith. New York: Basic Books, p. 101–102.
Jones E. The Life and Work of Sigmund Freud. New York: Basic Books, 1953 1957, vol. 2, p. 333–334.
Selye H. Stress without distress. New York: Hodder, 1994, 171 p.
Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика: Учебник-М.: Гардарика, 1998.
Коблер-Росс. О смерти и умирании. – Киев: София, 2001, 320 с.
Коган Б.М. Стресс и адаптация. – М.: «Знание», 1980, 64 с.
Кутепов С., Врач-терминатор // Химия и жизнь, 1994, № 2, с. 54–56.
Марилов В.В. Эмоции. Методическое пособие для студентов мед. факультета. – 2003.
Мэй Р. Краткое изложение и синтез теорий тревожности // Тревога и тревожность: Хрестоматия / сост. Астапов В.М. – СПб. : Питер, 2001, 256 с.
Нежная смерть // Собеседник , 1995 г. № 6, с. 26.
Петров А., Эвтаназия: проблема с неизвестными решениями // Медицинская газета, 14 августа 1998, № 65, с. 12.
Собчик Л.И. Индивидуально-типологическая основа клинических проявлений при пограничных состояниях // Социальная и судебная психиатрия: история и современность. M., 1996. – С. 163–167.
Шишкин Г., Дело об эвтаназии // Эхо планеты, 1993, № 19–20, с. 36–41.
Шур Макс. Зигмунд Фрейд: жизнь и смерть.Центрполиграф, 2005, 525 с.

Вернуться

Как рассказать ребенку, что близкий человек заболел раком

12.04.2022

Около 14% онкологических пациентов живут с несовершеннолетними детьми, показывают исследования. Рак у близкого взрослого становится для ребенка большим стрессом: дети нередко сталкиваются с тревогой и паническими атаками, проблемами в общении, учебе, поведении.

С какого возраста можно говорить с ребенком о болезни родственника и почему важно рассказать как можно раньше?
Как оставаться надежным и сильным взрослым, когда вы сами в тревоге, растерянности, панике, и нужно ли скрывать свои эмоции от детей?
Когда стоит рассказать ребенку об изменениях во внешности и образе жизни заболевшего родственника?
Как выстраивать взаимодействие между детьми, если онкозаболевание обнаружили у брата или сестры?
Как вести себя с подростками и обезопасить их от недостоверных источников информации?
Как рассказать ребенку, что болезнь близкого неизлечима?

Ответить на эти вопросы мы попросили медицинского психолога Наталью Клипинину – научного сотрудника отделения клинической психологии Национального Центра детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Дмитрия Рогачева, психолога благотворительного фонда «Подари жизнь» – и составили список советов, которые помогут разговаривать с детьми в тяжелое для семьи время.

1. Запланируйте разговор с ребенком и подготовьтесь к нему

У взрослых бывают иллюзии, что они могут спрятать какую-то информацию. Ребенок при этом может увидеть выписки из больниц, услышать обрывки разговоров по телефону. Из этих кусочков у него складывается какая-то картина мира.

Если у ребенка нет легального способа обсудить происходящее, то представление, которое складывается в его голове, может быть недостоверным и более драматичным, чем сама реальность.

Состояние родителей в любом случае будет проявляться через раздражительность, суетливость, через то, что человек стал меньше говорить или наоборот забалтывает ситуацию – и ребенок, как существо более интуитивное и чувствительное, это заметит.

Родители, которые столкнулись с травматическими неприятными событиями или новостями, выглядят для ребенка пугающими, потому что вместо надежных взрослых они становятся растерянными, грубыми, резкими или отталкивающими. В этот момент ребенку нужны хотя бы элементарные ориентиры: как себя вести, когда можно будет задать вопросы и получить на них ответы.

Поэтому наша попытка защитить ребенка от негативной информации – это обман самих себя, а дети нуждаются в обсуждении всего, что их волнует.

Если взрослый не признает свою растерянность, не говорит про плохое, то и ребенок может подумать, что нельзя чувствовать и проявлять эмоции, в том числе негативные. Он может решить, что всегда, в любых обстоятельствах, нужно быть супергероем, что вовсе не так.

Медицинский психолог Наталья Клипинина

Важно уметь говорить в семье, с детьми, на сложные темы в принципе. И задумываться об этом лучше не в критический момент, а нарабатывать такой навык обсуждения в спокойное время.

Ребенку нужен опыт доверительных разговоров и ощущение безопасности, уверенность, что он может обратиться с любым вопросом, в том числе про серьезное заболевание и смерть, и родители будут готовы с ним поговорить. А если будут не готовы именно в этот момент, то обязательно сделают это чуть позже.

Если вы готовитесь к такому разговору в первые дни, удостоверьтесь, что вы справились со своими эмоциями и не выплескиваете абсолютно все, что у вас внутри – страх, паника или отчаяние. Не перекладывайте на ребенка ответственность за принятие сложных решений.

Не очень хорошая история, когда на вопрос «Что происходит?» от взрослого идет поток не переработанных эмоций – в этом нет информации.

Если вы упустили несколько дней и не объяснили ребенку сразу, найдите какой-то спокойный момент и скажите: «У нас был непростой период, давай поговорим. Может быть, ты заметил, что у нас не все в порядке, может быть, у тебя есть вопросы?»

В таком случае важно начать не с выкладывания всей информации, а с того, чтобы сверить картинку, которая уже у ребенка сформировалась, и скорректировать ее: добавить какие-то важные элементы или опровергнуть нерелевантное, обсудить представление о времени – что лечение закончится не завтра, оно займет несколько месяцев.

2. Проговорите не только проблему, но и пути ее решения. И помните, что вы одна команда

Просто сказать, что у кого-то из семьи рак – это не то информирование, которое требуется. Во время разговора расскажите ребенку не только о проблеме, но и о путях ее решения. Проговорите, что вы уже знаете план лечения, либо – если его еще нет – делайте акцент на том, что вам будут помогать, вас будут консультировать – врачи, эксперты, близкие.

При этом дело не в словах (например, «рак» или «опухоль», которые для взрослых могут быть клеймом), а в том, что за этими словами стоит. Важно, чтобы взрослый объяснял болезнь через конкретные вещи: как это заболевание в буквальном смысле отразится на возможности или невозможности видеться с родственником, может ли человек от него умереть.

Помните, что ребенок – это член общей команды и большой ресурс в том числе и для того, кто заболел. Дети – это особое тепло, особый взгляд, особая мудрость и стойкость, которые поддерживают взрослых.

Очень простые и искренние слова от детей поддерживают больше, чем если бы такие банальности говорил кто-то из взрослых.

3. Учитывайте возрастные и психологические особенности ребенка

Нельзя однозначно определить границу возраста, до которой ребенку не нужно говорить о заболевании – это в большей степени связано с уровнем его развития. Иногда и 10-летнему нельзя рассказывать, если у него есть какие-то ментальные или психологические особенности.

Возраст – очень грубый ориентир. Общая рекомендация заключается в том, что если у ребенка есть речь, то с ним обязательно нужно говорить о серьезном заболевании родственника.

Также важно учитывать потребности в объеме информирования. Кто-то любит подробности, обычно это дети пытливого склада ума. Им все интересно, любопытно, и это хорошее качество, которое помогает защититься информацией от травматичного опыта. С такими детьми можно и важно говорить подробнее.

Есть дети, реакцию которых сложно понять: они замыкаются или задают вопросы невпопад или в тот момент, когда родителям не удобно отвечать. Такие дети могут не очень хорошо эмоционально владеть собой. В таком случае важно говорить, когда дети немного успокоятся, в комфортной обстановке: сесть рядом, не спешить.

Продемонстрируйте, что если у ребенка будут непростые эмоции, то вы обязательно его поддержите, будете рядом, что вы готовы к самым разным вопросам и выдержите любую реакцию.

До встречи с онкологическим заболеванием в семье у каждого ребенка уже в любом случае сформировано какое-то представление о болезнях.

Маленьким детям (от 3 до 7 лет) важно объяснить отсутствие близкого – почему раньше он был в семье, а теперь – постоянно на лечении. О болезни можно говорить через простые аналогии: например, что организм захватили клетки-нарушители, которые живут не по законам. Ему это будет понятно на уровне конфликта или ссоры, некоторые детские книжки (на примере болезней, которые возникают у детей) написаны именно таким языком, чтобы все объяснить.
В предподростковом возрасте (от 8 до 12 лет) можно рассказывать об угрозе жизни, о значимости заболевания и о том, что мы можем сделать, чтобы помочь.
Подростков (от 13 до 17 лет) важно включать в общую семейную деятельность: нужно обсудить, что они смогут сделать для заболевшего родственника, какие новые задачи возьмут на себя – потому что им нужно понимать реальность собственных действий в этом мире.
Детям старшего школьного возраста важно в принципе давать информацию о существующих болезнях, о том, как они могут проявляться. Объяснять, что обычная простуда не угрожает жизни, а некоторые заболевания опасны – и у кого-то есть бОльшая вероятность с ними столкнуться, в том числе по родственной линии.

4. Объясните ребенку, как изменится его жизнь, и ответьте на все вопросы, в том числе сложные

Информирование никогда не может произойти за один раз, это протяженный во времени процесс, множество разговоров. Невозможно взять и за раз рассказать ребенку обо всем, что его ждет в жизни – это будет нелогично, это не запомнится и скорее спровоцирует травму, чем поможет.

Одна из задач взрослого – беречь ребенка от слишком большого объема информации и не возлагать на него принятие сложных решений. Но при этом ребенку нужны ориентиры: что вообще происходит, как изменится его жизнь, какого уровня проблема и кто будет решать его актуальные бытовые вопросы, если все взрослые отвлеклись на что-то другое.

У ребенка может возникнуть вопрос: «Со мной это тоже случится?» – особенно это актуально, когда заболевает брат или сестра. Обязательно нужно проговорить вероятность такого исхода.

Проживая и обсуждая опыт болезни, можно показывать, как вообще справляться со сложными ситуациями и эмоциями. Когда ситуация уже разрешилась в ту или иную сторону, важно с ребенком обсудить, какой багаж из этого мы берем с собой дальше, как мы справились, что было легко, а что – сложно.

5. Расскажите, как изменится поведение и внешность человека во время лечения, и обсудите, как ребенку скорректировать свое поведение

Найдите «золотую середину» при выборе времени разговора об изменениях во внешности и поведения родственника.

С одной стороны, есть риск перегрузить ребенка, если рассказать ему обо всем сразу. С другой – важно не откладывать разговор на последний момент: например, будет поздно сказать, что папа остался без волос перед входом в больничную палату.

Если с больным родственником вы встречаетесь не слишком часто – достаточно будет сказать, что он плохо себя чувствует. Но если это близкий контакт, то ребенку необходимо понимать, что ему нужно откорректировать в своем поведении в связи с новым состоянием человека во время лечения.

Дайте ему навигацию: можно ли обниматься, если человек с катетерами? Можно ли играть с ним или гулять?

То есть ребенку важны функциональные вещи: что конкретно изменится и в его жизни, и в характере взаимодействия с родственником. Ему нужно несколько дней, чтобы подготовиться и понять, как изменить свои действия.

6. Заверьте ребенка, что он не виноват в болезни близкого

В ситуациях, когда онкологическое заболевание обнаружено у брата или сестры, у ребенка очень часто возникает чувство вины.

Дети всегда находятся в сложных отношениях друг с другом, даже если это самые прекрасные дети: всегда кто-то кого-то обидел, стукнул, в эмоциях подумал что-то плохое.

У ребенка в каком-то смысле «полумагическое» мышление, он может думать: «Я брата проклял, а он теперь заболел». Первое, что надо объяснить – это причины возникновения заболевания, которые от него совсем не зависят.

Задача взрослого – знать эту особенность и действовать на опережение. Четко проговорите: «Мы знаем, что многие дети себя чувствуют виноватыми, но это не так».

Бывает достаточно уверенно один раз это сказать, чтобы ребенку стало спокойнее. А, может быть, ребенок подойдет позже и переспросит: «Помнишь, я отнял у него игрушку, мы поссорились, и я его ударил?» – с такими детьми нужно несколько разговоров про чувство вины и причины болезни.

Можно почитать вместе или предложить ребенку самому прочитать книгу «Если у брата или сестры рак: руководство для подростков».

7. Будьте готовы к неоднозначным реакциям подростка

Родителей чаще удивляют не слезы ребенка, а реакция, похожая на равнодушие – такое может быть у детей подросткового возраста. Надо помнить специфические реакции подростков и некоторую замкнутость в себе в плане переживаний эмоций.

Особенность подросткового возраста заключается в том, что родители перестают быть абсолютным авторитетом и важные вопросы хочется обсуждать с кем-то другим: с одноклассниками или учителями, с которыми удалось наладить доверительный контакт.

Уточните: «Тебе есть с кем это обсудить?». Заверьте ребенка, что все равно вы в любое время готовы ответить на его вопросы, продемонстрируйте готовность к контакту если не сейчас, то позже, когда подросток захочет этого сам.

Также можно спросить, в каком жанре информирования вам стоит взаимодействовать дальше: «Тебе рассказывать, если будут какие-то изменения, или ты спросишь сам, когда будешь готов?».

8. Подскажите подростку, где черпать достоверную информацию о заболевании

Подростки не всегда хотят обсуждать проблему с родителями, поэтому важно проговорить, какие есть достоверные источники информации. Для каждого заболевания это может быть отдельный ресурс: сайты медицинских учреждений или благотворительных фондов.

Порекомендуйте своему ребенку ряд проверенных ресурсов, например, сайт Минздрава, справочник OnkoWiki от фонда «Не напрасно» или сайт американского детского госпиталя Сент-Джуд (St. Jude Children’s Research Hospital).

9. Если заболел брат или сестра, организуйте качественное общение детей

Общению может препятствовать то, что ребенок в больнице не всегда хочет общаться с тем, кто остался дома. Он может завидовать или не желать напоминаний о доме, а рассказы здорового брата или сестры о школе или встречах с друзьями может вызывать неприятные чувства.

Выстраивайте общение между детьми таким образом, чтобы дети чувствовали единство. Объясняйте, что болезнь и лечение одного из детей – работа для всех членов семьи, просто она у всех разная.

Задача ребенка, который в больнице – терпеть ограничения, неприятные ощущения. Для того, кто остался дома – переживать свои ограничения и жизнь вдали от родителя.

Рассказывайте обоим детям про командную работу, где каждый должен справиться со своими проблемами и задачами – и таким образом он вносит свой вклад.

Учитесь не задавать одни и те же скучные вопросы, когда вы созваниваетесь с детьми. Подсказывайте детям, как они могут друг друга поддерживать. Не очень афишируйте яркую жизнь или меньше говорите о каких-то бонусах пребывания дома или в больнице, чтобы это была спокойная, дружественная история.

У ребенка, который остался дома, может быть обида, что все внимание родителей направлено на того, кто заболел. Бывают ситуации, что здоровый ребенок заболевает чем-то простудным или привлекает внимание нетипично плохим поведением и низкой успеваемостью в школе. Желательно отслеживать это, а лучше – заниматься профилактикой, чтобы до такого не доводить.

Горе – эгоистическая история, во время которой каждый думает, что это случилось именно с ним.

Мама думает, что это ее страдания самые сильные, если у нее заболел ребенок. Папа думает, что все легло на его плечи, потому что он берет на себя финансовые обязательства, которые вырастают во время лечения. Ребенок, оставшийся дома, испытывает тоску и одиночество. И всем кажется, что это горе только его, но на самом деле оно происходит со всей семьей.

Когда акценты расставляются правильно, всем проще справляться.

10. Если родственник неизлечим, расскажите об этом ребенку прямо и помогите подготовиться к прощанию

Дети и подростки (разных возрастов, в разной степени) не очень могут принять смерть как событие в их собственной жизни, это как будто далеко, они еще не представляют, что с этим теряют. Поэтому важно проговорить, что смерть родственника будет значить – что больше не получиться видеться, разговаривать, гулять и играть.

Лучшая подготовка к прощанию – это максимально использовать возможности общения, которые есть. Детям можно предложить написать письма или слова поддержки близкому. Даже если больной родственник не успеет их прочитать – важно дать ощущение завершенности.

Здорово, если у детей в принципе есть представление о том, что происходит после смерти. Что человек переместился из одного мира в другой или из одного состояния в другое – кто во что верит.

Это вообще задача родителей в течение жизни детей – по мере соприкосновения семьи и окружающих с тяжелым опытом говорить о смерти и формировать какое-то представление об этом событии: облачка, ангелочки, какие-то религиозные фрагменты.

Можно привести аналогию про то, как растет цветок: сначала из семечка прорастает, а потом остается в земле и питает ее. В подростковом возрасте это более глубокие, духовные и философские смыслы.

Если вы говорите абстрактными словами, например, «его больше с нами не будет», то важно уточнить у ребенка, как он это понимает. Если ребенок говорит «он переедет в другую страну» или «он будет теперь всегда жить в больнице», важно скорректировать ребенка, чтобы он не находился в иллюзиях.

Специалисты паллиативных служб рекомендуют использовать слова «смерть», а не метафорическое «уход» – чтобы не давать детям пространство для фантазии. Но есть и другой подход, для кого-то слово «смерть» может быть очень режущим. Выбор формулировки зависит от культуры, семьи, общества, в котором вы живете.

Разумно соблюдать баланс между тем, чтобы беречь ребенка и формировать правильное представление. Понимание, что смерть – это естественное событие, и что мы в этой жизни должны что-то успеть, дает возможность лучше адаптироваться и использовать свои возможности. Больше ценить своих близких.

Для разговора о смерти можно обратиться за помощью к детским книжкам про смерть, например:

«Все бабушки умеют летать» Ирины Зартайской,
«Самые добрые в мире» Эвы Эриксон и Ульфа Нильсона,
«А дедушка в костюме?» Амели Фрид,
«Книга о смерти» Перниллы Стальфельт,
«Что такое жизнь?» Оскара Бренифье,
«Мы – львы» Йенс Маттсон,
«Когда дедушка исчез» Глория Гранелль.

Можно вместе посмотреть видео.

Если вам сложно, можно обратиться к помощи психолога, которому немного проще об этом говорить.

Полезные ссылки:

Подробнее о разных видах онкозаболеваний читайте в «Онко Вики» – справочнике с ответами на большинство вопросов про рак (виды и стадии, скрининг и факторы риска, симптомы и ранняя диагностика, методы лечения и жизнь с диагнозом).

Если вы или ваш близкий столкнулись с онкологическим заболеванием и хотите узнать больше о диагнозе, корректности назначенной схемы лечения, необходимых обследованиях и возможностях медицинской помощи в вашем регионе, заполните заявку на сайте бесплатной онлайн-справочной «Просто спросить». Специалисты ответят на ваши вопросы в течение трех дней.

Чтобы узнать, есть ли у вас предрасположенность к разным видам онкозаболеваний, пройдите бесплатный тест «Скрин» — систему персональных рекомендаций по профилактике рака.

Исследование умирающих больных раком раскрывает важность ритуалов

1 мая 2000 г.

Oncology NEWS International, том 9, № 5, том 9, выпуск 5

НЬЮ-ЙОРК. людей с терминальной стадией рака: выполнение ритуалов для создания воспоминаний для выживших; поиск смысла жизни и смерти; продолжение терапии, включая альтернативные методы лечения; и чувство постоянного чувства потери, сказала Шерри Шахтер, доктор философии, RN, сертифицированный терапевт по лечению горя в Службе боли и паллиативной помощи в Мемориальном онкологическом центре Слоан-Кеттеринг.

НЬЮ-ЙОРКВ ходе исследования людей с терминальной стадией рака были выявлены четыре основные темы, важные для умирающих: выполнение ритуалов для создания воспоминаний у выживших; поиск смысла жизни и смерти; продолжение терапии, включая альтернативные методы лечения; и чувство постоянного чувства потери, сказала Шерри Шахтер, доктор философии, RN, сертифицированный терапевт по лечению горя в Службе боли и паллиативной помощи в Мемориальном онкологическом центре Слоан-Кеттеринг.

Результаты, представленные на Панамериканском конгрессе психосоциальной и поведенческой онкологии, были получены в результате тематического анализа 241 интервью и других вмешательств с участием 9умирающих пациентов и 10 лиц, осуществляющих уход. Возраст пациентов колебался от 43 до 85 лет, в среднем 56 лет. Средний возраст лиц, осуществляющих уход, составил 53 года. Основными диагнозами были рак легких, яичников и головного мозга, а также саркома.

По словам доктора Шахтера, открытые интервью длились от 30 минут до 2 часов. Наименьшее количество бесед с участницей — 3, наибольшее — 53. Последнее интервью с пациенткой, с которой она разговаривала 53 раза, было за день до ее смерти, сообщила она.

В дополнение к беседам во время визитов на дом и телефонным звонкам, д-р Шахтер использовала в своем анализе письма и журналы, которые она получала от пациентов, а также электронные письма.

«Процесс постоянного пересмотра своей жизни, изучения значения существующих ритуалов был важен как для пациентов, так и для членов их семей», — сказал д-р Шахтер. Потребность в традиционных ритуалах «была неизменной на протяжении всего исследования», — сказала она. Сюда входило соблюдение праздников, даже если это означало поедание индейки с тофу на День Благодарения для пациента на макробиотической диете, и духовные практики, такие как молитвы за больных или чтение четок. «Если вы не верите в религию, ритуалы становятся важной заменой», — сказала она.

Разработка новых ритуалов

Разработка новых ритуалов действительно рассматривалась как наследие для будущих поколений, способ дать людям почувствовать, что их будут помнить, сказал доктор Шахтер. «И в этом наследии была огромная потребность», — добавила она. Одна женщина сказала ей: «Я бы хотела, чтобы моя внучка сохранила воспоминания о том, как бабушка делала для нее кукол. . . и, конечно же, выпечка рождественского печенья.

Одна пациентка настояла на том, чтобы ее семья купила морозильную камеру для мороженого, чтобы они снова могли проводить лето, готовя мороженое, как делали это, когда дети были маленькими. Когда один из ее детей спросил, почему, она ответила, что когда ее не будет, семья сможет приготовить мороженое и вспомнить ритуал прошлого.

Поиск смысла был не философским, сказала она, «чтобы попытаться понять общую схему, общую важность существования жизни, а скорее индивидуальным, чтобы спросить, какова была важность моего жизнь?

Чтобы найти смысл в жизни и смерти, пациенты анализировали свои достижения и ошибки, сказал д-р Шахтер. «Это был период роста для большинства людей, участвовавших в исследовании, хотя временами он был болезненным», — сказала она. «Они узнали о жизни, о себе и о некоторых внутренних силах, о которых, как они думали, у них не было».

49-летняя женщина, больная раком легких, заметила: «Кажется, все становится очень ясным — отношения, приоритеты, не откладывать дела, но продолжать планировать будущее. Я не променяю этот раз ни на что. Тот, кто думает, что лучше идти немедленно, действительно многое упускает. Тяжелее, да. Страшнее, да. Но это того стоило.

Умирающие пациенты наладили новые отношения с медицинскими работниками и домашними помощниками, чего доктор Шахтер никак не ожидал. По ее словам, они также сосредоточились на том, чтобы жить, а не умирать, по крайней мере, часть каждого дня.

Продолжение лечения считалось «чрезвычайно важным, поскольку пациенты не хотели, чтобы их считали сдающимися», — сказал д-р Шахтер. Для некоторых пациентов это означало поиск альтернативных методов лечения.

«Огромные суммы денег были потрачены на различные альтернативы», — сказал д-р Шахтер. «Это не имело никакого отношения к интеллектуальным знаниям человека». Например, 43-летняя медсестра попросила, чтобы ей натерли «священным» маслом спину, потому что в книге говорилось, что оно обладает особыми способностями, помогающими ей.

Чувство потери

«Потеря была постоянной, последовательной и повторяющейся темой», — сказал д-р Шахтер, и она принимала множество различных форм. Она отметила, что некоторые пациенты дистанцировались от других по мере прогрессирования болезни, но другие пациенты почувствовали потерю поддержки со стороны друзей и семьи.

«Это так страшно, что я умру и в конце концов останусь один, чувствуя себя очень изолированным от семьи и друзей, поскольку они начали дистанцироваться», — сказал один из пациентов. «Все есть в начале, но все уходят».

Потеря независимости была болезненной для женщины, которая всегда жила одна. «Я знаю, что теперь мне нужны круглосуточные медсестры», — сказала она. — Я не могу быть один. Вы знаете, что это значит для меня?

Некоторые умирающие пациенты не хотят говорить о смерти, окончательной утрате, но другие говорят, говорит доктор Шахтер. «Мы должны идти туда, где есть люди, и дать им свободу говорить о том, о чем они хотят», — сказала она.

Некоторые беспокоятся о том, чтобы умереть «правильно», сообщила она. «То, что, по их мнению, было правильным, часто вызывало сильное чувство вины и тревогу, что они делают что-то неправильно», — сказала она. Большая часть нашей работы направлена на то, чтобы помочь пациентам и их семьям сделать то, что им удобно. 9№ 9 № 5 Surviving Cancer

Как рассказать другим о своем раке?

Насколько открыто вы должны говорить о том, что у вас рак, или о том, как проходит ваше лечение, зависит только от вас. Не существует единственного «правильного» способа говорить об этом. Не существует «правильных» слов. Как и всем остальным, вам придется найти свою собственную зону комфорта и слова, которые вам удобнее всего использовать. Если вы предпочитаете говорить о своем «злокачественном заболевании», или «опухоли», или «росте», или «припухлости», или «проблеме», чем постоянно использовать слово «рак», пусть будет так.

Хотя это может быть трудно, имеет смысл быть открытым и прямым с семьей и близкими друзьями, если вы чувствуете себя при этом комфортно. Без искренности и открытости заинтересованные родственники и друзья остаются со своими самыми мрачными фантазиями. У них есть свои собственные страхи и разочарования, которые только перерастут в ужасающие фантомы, если оставить их за завесой тайны и неведения о том, что вы на самом деле испытываете. Взаимная конфронтация страхов — хороший способ держать под контролем собственные страхи и страхи других.

Открытость не означает, что каждый разговор нужно начинать с рассказа о своих последних болячках. Кроме того, если кто-то спросит, как вы себя чувствуете, вы не обязательно должны отвечать длинным подробным описанием. Литания человека, который хочет сочувствия или сочувствия: «У меня все плохо. Болит здесь и здесь. Я должен получить это лечение »- заставляет многих людей избегать вас. Людей, больных раком, часто избегают, потому что, судя по их собственному разговору, с ними случается только плохое.

Другой человек из нашего опыта — военный и фармацевт, у которого был лимфолейкоз и по совместительству рак толстой кишки — был очень открытым, экстравертным человеком. Но если бы кто-нибудь сказал ему: «Как ты себя чувствуешь?» он всегда говорил: «Мне никогда не было лучше в моей жизни». Для него это было отличным открытием, положившим конец любому разговору о его раке, который он мог счесть удручающим, деморализующим или неуместным. Это также сделало общение с другими гораздо менее неудобным и более теплым, потому что никто не чувствовал себя неловко.

Отказ от болезненных разговоров, подобных этому, — один из способов справиться с ситуацией и продолжить свою жизнь. Но, опять же, это не единственный способ. Что подходит именно вам, это ваше собственное решение. Для вас может оказаться бесполезным просто сказать «хорошо», если кто-то спросит, как у вас дела. Такая автоматическая социальная реакция может быть уместна для друзей, родственников или коллег, с которыми вы не особенно близки, но не для кого-то из близких, которые пытаются поддержать вас.

То же предостережение применимо и в другую сторону. Когда вы чувствуете себя подавленным физически или морально, многие люди попытаются подбодрить вас, сказав: «Не волнуйся, все будет хорошо». Это распространенное, социально приемлемое заявление, которое нас всех учат произносить, чтобы выразить поддержку. Но истинный посыл, похоже, таков: «Не говорите мне, что вам нехорошо; скажи мне, что ты в порядке». Когда вы действительно не очень хорошо себя чувствуете, такая поддержка явно противоречит тому, что вы считаете правдой. В такие моменты особенно приятно иметь близкого друга или родственника, который может сказать: «Мне жаль, что ты чувствуешь себя подавленным, и я рад, что я здесь для тебя». Чтобы этот особенный человек был рядом с вами, вы должны быть в состоянии правдиво рассказать о том, что вы действительно чувствуете.

Что переживают мои друзья и семья?

Рак — это личная болезнь, но так или иначе страдают все близкие. Рак особенно тяжел для членов семьи, особенно когда вы находитесь в больнице в течение длительного времени. Период разлуки может быть травмирующим.

Члены семьи часто испытывают сильный стресс. Все члены семьи задаются вопросом, где вы окажетесь через месяц или два в будущем — в больнице, доме престарелых, дома и нуждаетесь в уходе? Они боятся, что вы испытаете сильный дискомфорт или боль.

Очень часто семьи мучаются вопросами о том, как можно удовлетворить потребности и организовать уход таким образом, чтобы за него платили страховые компании. Они задаются вопросом, как другие опекуны могут принять участие, чтобы они могли вернуться к работе. Родственникам, которые живут далеко, возможно, придется составить план по уходу за своими детьми, чтобы они могли прийти и оказать помощь на несколько недель или месяц. Расписания, возможно, придется изменить, но люди часто не уверены, когда им следует прийти. И все члены семьи боятся потерять того, кто является важной частью жизни семьи.

Что мои дети переживают из-за моего рака?

Когда вы находитесь в больнице или возвращаетесь домой, но чувствуете усталость от лечения, дети нередко чувствуют себя потерянными или брошенными. Вы и другие члены семьи должны часто убеждать их, что их все еще любят. С детьми младшего возраста вам также, возможно, придется быстро избавиться от любых представлений о том, что они каким-то образом вызвали эту болезнь. Подростки особенно уязвимы к стрессу. У них есть все те же заботы, что и у других членов семьи. У них такие же потребности в утешении, как и у детей младшего возраста. И в то же время они могут быть обременены необходимостью брать на себя взрослые обязанности по дому. Если все это становится невыносимым, они могут взбунтоваться, сократив количество посещений больницы, не выполняя свои новые обязанности по дому, или даже употребляя алкоголь или наркотики.

Как справиться со стрессом в семье?

Не все семьи постоянно оказывают поддержку. На самом деле не все способны быть открытыми, любящими и разумно поддерживать в кризисной ситуации. Семьи иногда чувствуют смерть еще до того, как это произойдет. Онкологи видели, как пациентам становилось хуже, а затем видели, как члены семьи эмоционально и психологически решают, что все кончено, и перестают посещать больницу. Семья погружается в траур, в то время как пациент все еще пытается поправиться и питает надежду. К сожалению, онкологи иногда видят, как члены семьи дерутся у постели больного из-за завещаний и приписок.

Но даже близким семьям и стабильным отношениям может угрожать давление продолжительной болезни. Эмоциональное и физическое истощение, разочарование, постоянное беспокойство и забота — все это может сказаться. Гнев и чувство вины могут проявляться во внезапных нападениях, взаимных обвинениях или в безразличном или чрезмерно заботливом поведении. Другие проблемы, которые годами скрывались в отношениях, могут внезапно проявиться.

Все эти возможные штаммы только подчеркивают необходимость того, чтобы каждый заботился о своих потребностях. Вы должны делать все возможное, чтобы заботиться о себе. Членам вашей семьи нужно напоминать, что им нужно время для себя. Им нужны моменты отдыха и облегчения, чтобы держать себя в эмоциональном и психологическом состоянии.

И вы, и ваша семья можете страдать от одного и того же чувства неполноценности, от одного и того же бремени вины, от одной и той же тихой тоски, от одной и той же скуки затянувшейся болезни. Любой или все из них могут сломить дух самых любящих и мужественных людей.

Никто не может и не должен быть обвинен или подвергнут критике за то, как он или она реагирует на кризис рака или угрозу перемен или потери. Некоторые люди и некоторые отношения становятся крепче. Некоторые колеблются, но держат крепко. Какой-то крах. Некоторые испытывают новые высоты любви, уважения и понимания.

Лечение рака достаточно сложно, теперь мне приходится иметь дело с гневом и страхом среди членов моей семьи, что я могу сделать?

Ничто так не может подорвать вашу волю к жизни и вашу «боевую» позу, как негативные эмоции, которые так часто являются реакцией на диагноз «рак» — гнев, страх, потеря самоуважения и чувства изоляция. Эти эмоции должны быть разрешены. Если это не так, беспомощность, тщетность и покорность могут легко взять верх.

То, как вы реагируете на диагноз «рак», зависит от вашего характера и от того, как вы обычно адаптируетесь к жизненным проблемам. Если вы относитесь к тому типу людей, которые смотрят на невзгоды как на еще одну проблему, требующую решительного решения, или просто как на то, из чего вы должны извлечь максимальную пользу, то ваше обычное позитивное отношение, вероятно, поможет вам пройти через первоначальный шок от диагноза и тяжелые времена впереди. Но если вы обычно реагируете на невзгоды, спрашивая: «Почему я?» вы можете потратить большую часть или всю свою эмоциональную энергию, злясь на болезнь, «богов» или других людей за то, что они обрушили эту катастрофу на вашу голову.

Гнев — нормальная реакция. В некотором смысле это может помочь вам пережить период скорби, который наступает после диагноза. На самом деле, если вы не чувствуете гнева и не находите способа его выразить, возможно, вы настраиваете себя на период депрессии. Но есть время для гнева и время, чтобы отложить гнев в сторону.

Если гнев остается неразрешенным, он забирает энергию, которую можно было бы направить на борьбу с болезнью и максимально плодотворную жизнь. Первый шаг к ее решению — понять, почему вы злитесь. Если вы этого не сделаете, вы можете вымещать свой гнев на других, придираться к друзьям или семье, придавать большое значение тривиальным вещам или выходить из себя при малейшей провокации. В результате вы можете оттолкнуть нужных людей именно тогда, когда они вам больше всего нужны. Но если вы осознаете свой гнев таким, какой он есть, вы настроите свой ум на то, чтобы справиться с ним.

Важно выпустить свой гнев. Поговори об этом. Крик. Ударьте подушку или разбросайте вещи — все, что поможет высвободить гнев. Затем постарайтесь применить эту энергию в положительном и полезном направлении. Скажите миру, что вы просто не готовы уйти, и заставьте свой гнев работать, чтобы убедиться, что вам не придется этого делать.

Как мне справиться со своими страхами?

Большинство людей слышат слово «рак» и сразу же думают о страданиях, длительной нетрудоспособности или фразе «Ничего нельзя сделать». Эти ответы могут быть хороши для фильмов, но, за исключением необычных обстоятельств, они не имеют ничего общего с реальностью лечения рака сегодня. Почти всегда можно что-то сделать. Боль и другие побочные эффекты лечения можно контролировать. Инвалидность не является неизбежной. Большинство людей с удивлением узнают, что их представления о раке гораздо более пессимистичны, чем подтверждают факты.

Но ни у кого из больных раком нет опыта или обучения тому, как справляться с иногда пугающими событиями, происходящими изо дня в день, из недели в неделю или из месяца в месяц. Даже если хирург «все вылечил» или кажется, что лучевая или химиотерапия подействовали, всегда есть опасение, что рак вернется.

Страх — ужасный хозяин, если вы позволите ему завладеть вашей жизнью. Вы можете буквально «напугаться до смерти». В современной медицинской практике задокументировано явление, когда люди, принимающие диагноз рака как смертный приговор, могут умереть довольно быстро, задолго до того, как болезнь продвинется достаточно далеко, чтобы вызвать смерть сама по себе.

Диагноз «рак» не является смертным приговором. Первый вопрос, который обычно задают люди, когда им ставят диагноз: «Сколько времени у меня осталось?» К сожалению, некоторые врачи до сих пор безоговорочно отвечают «шесть месяцев», «год» или «два года». Подобные конкретные прогнозы просто недействительны. Такие цифры могут быть опубликованными средними значениями для людей с определенным типом рака, но это только средние значения. Очевидно, что некоторые люди не жили так долго, как предполагалось, а некоторые жили дольше. По определению, половина людей живет дольше, чем «в среднем». Никакая оценка индивидуальной выживаемости не может быть сделана до тех пор, пока не начата терапия и не будет установлен ответ на нее. До тех пор прогнозы в лучшем случае являются догадками и неопределенностью, которые могут только задушить надежду и волю к жизни.

Знание и понимание — ключи к освобождению от необоснованного страха. Если вы хотите узнать правду о раке, поговорите с онкологами и другими членами вашей медицинской бригады. Не слушайте, что говорят вам друзья, родственники или знакомые, и не воспринимайте сообщения в прессе как истину. Страхи можно разрешить, если вы четко понимаете проблемы, с которыми сталкиваетесь, если понимаете, какие методы лечения и поддержки можно предпринять, а также если у вас есть разумная и реалистичная оценка дискомфорта или неудобств, которые вы можете ожидать.

Как мне справиться со страхами моей семьи и друзей?

Даже если ваш собственный страх находится под контролем, друзья или члены семьи, действующие из лучших побуждений, могут сообщить вам о своих страхах.