Депрессия пушкинская: «Пушкинская депрессия» | Статьи | Известия
Владивосток начал получать воду из скважин «Пушкинской депрессии» — Дальний Восток |
Главные события 22 августа 2012 г. 10:12
22 августа. Interfax-Russia.ru — В Приморье сданы в эксплуатацию объекты водоснабжения Владивостока и других населенных пунктов юга региона из подземных источников Пушкинского месторождения («Пушкинская депрессия»), сообщает в среду пресс-служба администрации края.
Завершено строительство первого этапа разработки водоносного горизонта усть-суйфунских миоценовых отложений Раздольненского. Город получил резервный источник водоснабжения, который не зависит от погодных и техногенных катастроф, говорится в сообщении.
Вода из 46 скважин, глубина которых достигает 150 метров, пройдя по магистральному трубопроводу через две насосные и одну узловую станцию, после обработки гипохлоритом и ультрафиолетом, приходит в камеру врезки существующих сетей действующей насосной станции в пригороде Владивостока.
Благодаря вводу объектов, городские сети получают 125 тыс. кубометров чистой воды в сутки.
Пресс-служба напоминает, что реализация проекта велась в рамках федеральной подпрограммы «Развитие Владивостока как центра международного сотрудничества в АТР». Мощности «Пушкинской депрессии» позволяют обеспечить треть суточной потребности в воде юга Приморского края.
Кроме того, подчеркивается в сообщении, реализация проекта повысит качество и стабильность водоснабжения потребителей Владивостока, Артема и Надеждинского района края. Сегодня эта часть Приморья обеспечивается водой из водохранилищ, наполняемость которых зависит от атмосферных осадков.
Главные события
Зараженного трихинеллезом медведя застрелили в Хабаровском крае, введен карантин
Зараженного трихинеллезом медведя застрелили в Хабаровском крае, введен карантинТочка зрения
Соло пятнистого
Interfax-Russia. ru — Рык дальневосточного леопарда попал на видео в национальном парке в Приморье. Ученые считают, что так хищник обозначил свои права на территорию.
Соло пятнистогоПокажет «просрочку»
Interfax-Russia.ru — Приморские ученые создали съедобную смарт-упаковку, которая поможет определять степень свежести продуктов питания.
Сохранить историю
Interfax-Russia.ru — Копию Албазинского острога — первого города-крепости русских на Амуре — воссоздают в Благовещенске. Работы должны завершиться уже в этом году.
Котенок дальневосточного леопарда попал в фотоловушку
Interfax-Russia.ru – Еще один детеныш краснокнижного дальневосточного леопарда появился в Приморье. Обнаружить котенка помогла фотоловушка, установленная туристами в заповеднике «Кедровая падь».
Беда за бедой
Interfax-Russia. ru — ЧП произошли сразу в двух домах в поселке Тымовское на Сахалине. В результате 10 человек погибли, еще более 10 пострадали и лишились жилья.
Лечение депрессии в Санкт-Петербурге — 373 врача
15 отзывов
Третьяков Евгений Александрович
Психиатр, детский психиатр
Стаж 15 лет
1 категория
Психотерапевтический центр «Карповка Плюс»
Крестовский остров(319 м)
Старая Деревня(1,8 км)
Чкаловская(2,2 км)
34 отзыва
Мирошникова Наталия Валентиновна
Психолог, психотерапевт
Стаж 36 лет
Высшая категория
Клиника «Доктор САН»
Звенигородская(419 м)
Пушкинская(664 м)
Лиговский проспект(743 м)
11 отзывов
Назарова Тамара Кимовна
Нарколог, психолог, психотерапевт
Стаж 38 лет
Высшая категория
Клиника «Доктор САН»
Звенигородская(419 м)
Пушкинская(664 м)
Лиговский проспект(743 м)
5 отзывов
Егошина Ольга Владимировна
Психотерапевт, психиатр
Стаж 19 лет
Высшая категория
Центр психотерапии «Душевный доктор»
Московская(396 м)
Парк Победы(1,2 км)
Электросила(2,7 км)
Московские ворота(416 м)
Электросила(961 м)
Фрунзенская(2,1 км)
Московская(1,5 км)
Ленинский проспект(1,5 км)
Парк Победы(2,4 км)
16 отзывов
Гулько Олег Викторович
Сексолог, психиатр, психотерапевт
Стаж 19 лет
Психотерапевтический центр «Карповка Плюс»
Крестовский остров(319 м)
Старая Деревня(1,8 км)
Чкаловская(2,2 км)
Нарвская(985 м)
Кировский завод(1,5 км)
Балтийская(2,4 км)
15 отзывов
Добромыслов Виталий Германович
Психотерапевт, гипнолог, нарколог
Стаж 26 лет
1 категория
Клиника «Доктор САН»
Звенигородская(419 м)
Пушкинская(664 м)
Лиговский проспект(743 м)
5 отзывов
Трофимова Александра Олеговна
Детский психиатр, психиатр
Стаж 28 лет
1 категория
Клиника «Доктор САН»
Звенигородская(419 м)
Пушкинская(664 м)
Лиговский проспект(743 м)
60 отзывов
Ступак Святослав Германович
Клинический психолог, психолог
Стаж 11 лет
Психологический центр «LiveClinic»
Чернышевская(495 м)
Площадь Восстания(1,2 км)
Маяковская(1,4 км)
12 отзывов
Мазурина Мария Владимировна
Психолог
Стаж 13 лет
Кабинет психолога Мазуриной
Василеостровская(1,9 км)
Приморская(2,3 км)
Спортивная(2,9 км)
49 отзывов
Рассказова Юлия Евгеньевна
Детский психолог, психолог
Стаж 10 лет
Психологический центр «Крылья»
Площадь Восстания(1,3 км)
Чернышевская(1,4 км)
Площадь Александра Невского-1(1,5 км)
29 отзывов
Давыдов Денис Эдуардович
Клинический психолог, психолог, психотерапевт
Стаж 11 лет
Психотерапевтический центр «Карповка Плюс»
Крестовский остров(319 м)
Старая Деревня(1,8 км)
Чкаловская(2,2 км)
14 отзывов
Журавлев Александр Николаевич
Психолог, клинический психолог
Стаж 14 лет
Медицинский центр «О-Три»
Чернышевская(539 м)
Площадь Ленина(848 м)
Площадь Восстания(2,0 км)
7 отзывов
Зыкова Екатерина Владимировна
Психолог
Стаж 13 лет
Медицинский центр «О-Три»
Чернышевская(539 м)
Площадь Ленина(848 м)
Площадь Восстания(2,0 км)
12 отзывов
Сивков Александр Иванович
Рефлексотерапевт, терапевт, невролог, гирудотерапевт
Стаж 39 лет
Клиника «Запад-Восток»
Приморская(1,6 км)
Василеостровская(3,3 км)
Новокрестовская(4,0 км)
10 отзывов
Лычак-Ковалёнок Ирина Павловна
Психотерапевт
Стаж 41 год
Психотерапевтический центр «Карповка Плюс»
Крестовский остров(319 м)
Старая Деревня(1,8 км)
Чкаловская(2,2 км)
8 отзывов
Банщиков Феликс Робертович
Психиатр, психотерапевт
Стаж 25 лет
к. м.н
Психотерапевтический центр «Карповка Плюс»
Крестовский остров(319 м)
Старая Деревня(1,8 км)
Чкаловская(2,2 км)
10 отзывов
Огнева Оксана Александровна
Психолог
Стаж 8 лет
Психологический центр «LiveClinic»
Чернышевская(495 м)
Площадь Восстания(1,2 км)
Маяковская(1,4 км)
18 отзывов
Пыльская Анна Николаевна
Детский психиатр, психиатр
Стаж 7 лет
Клиника «Доктор САН»
Звенигородская(419 м)
Пушкинская(664 м)
Лиговский проспект(743 м)
Новочеркасская(978 м)
Ладожская(1,7 км)
Площадь Александра Невского-1(2,0 км)
10 отзывов
Шыхалиев Ариф Логманович
Психолог, детский психолог
Стаж 8 лет
Психологический центр «LiveClinic»
Чернышевская(495 м)
Площадь Восстания(1,2 км)
Маяковская(1,4 км)
50 отзывов
Дубакин Антон Викторович
Психолог, клинический психолог
Стаж 4 года
Психологический центр «Осознанность» на Обводного канала (ранее «Кабинет психолога Дубакина»)
Фрунзенская(563 м)
Технологический институт(826 м)
Пушкинская(1,3 км)
Путешествие в безграничной тоске
Русская Сплин. Путешествие в безграничное Тоска
Михаил Эпштейн
Скука, кхандра , тоски… эти депрессивные состояния могут овладеть духовной жизнью всего эпохи или народы, а затем — как они разрешаются? Войнами? Революции? Самоуничтожение? Во всяком случае, здесь лежит огромный интерес не только для психологов, но и для социологов и историков культуры. А также Русская литература, как, пожалуй, никакая другая мировая литература, предлагает разнообразные материал для интенсивного изучения этих условий на любых социальных и культурных уровнях они появляются.
Болезнь, причину которой
давно уже открыли,
похоже на английское «сплин» —
короче, русское «хандра». . .[i]
Даже эти несколько строчек из пушкинского Евгений Онегин раскрывает многое: хандра — специфически национальный недуг, проблема этнической патопсихологии.
В В начале XIX века скука считалась аристократическая болезнь. Скучающий вид вошел в кодекс социального поведения как признак утонченности и благородства. Только плебей, вечно нуждающийся, мог бы лицо, воспламененное жадным и нескрываемым интересом. Сытый мужчина, мастер обо всем и со всем знакомым, не мог не скучать. Таково было происхождение сплена, болезнь английских аристократов, введенная в поэтическая мода Байрона в образе Чайльд-Гарольда.
Но можно ли сказать, что просто это бремя сытости обрушилось на Онегина, что все волнения его были следствием избытка неторопливых дней, не заполненных нуждою и трудом, и что, если бы он смешался с люди, работающие на родных полях, как догадывался Достоевский, желаемое лечение бы взял? Но Онегин не Чайльд-Гарольд; его стремление другой вид, не утонченно высокомерный. Он болен другой болезнью, несравненно шире его классовой принадлежности.
Кхандра , в отличие от селезенки [ splin ], не является болезнью насыщения. Селезенка огорчает аристократов, а депрессия глубоко проникает в душу всего Русские люди, приобретая там другое, более сильное имя: тоска [ тоска ], или горе [ кручина ]. «Что-то родное можно услышать в протяжные песни кучера: то лихой разгул, то сердечная тоска. . . «[ii] Чувство тоски связывает кучера с дворянином, роднит их. «От кучера до поэта, все мы поем тоскливо…»[iii].
Тот же мотив тоски, рожденный дорогой, распространяется позднее Гоголем на всю широту России, которую он адреса в кирической концовке Dead Souls :
В тебе все открыто, ровно и пустынный; Твои скромные города подобны точкам, отметинам, незаметно нанесенным на ваши равнины; нет ничего, что пленяло бы или очаровывало глаз. Но что же тогда та недосягаемая и таинственная сила, которая влечет нас к вам? Почему ваш скорбная песня, которая разносится над всей твоей равниной и пространством, от моря до море, эхо и повторение без перерыва в наших ушах?[iv]
Русская песня заунывна [ тоскливая ], и эта тоска [ toska ] рождается не от сытости, а от противоположного: от какая-то унылая пустота всего мира, чьи города и местечки были развеяны, как пылинки на ветру. Депрессия Онегина, связанная с одной стороны к аристократическому ханжеству, с другой обнаруживает близость к вечному национальная тоска. То, что в первой главе романа называется «депрессия» есть ожидание другого, более всеобъемлющего чувство. Позже, когда Онегин уезжает из Петербурга, европейский томный и утонченный город от скуки, и отправляется за город, а потом к себе путешествует по Европе, время от времени это чувство вызывается его настоящим имя: « Тоска !» «Я молод, жизнь во мне сильна, / что мне ожидать? Скука [ toska ], скука! . . .»[v]
И, как лирический комментарий к переживаниям героя, сочувствующий голос автор: стихотворение «Мой краснощекий критик, пузатый насмешник…»,[vi] написано в Болдино в то время, осенью 1830 года, когда Пушкин отделка Евгений Онегин . Этот заунывный голос исходит не из прекрасного светских гостиных, а из родного деревенского захолустья, как выражение природы плоской равнины и национальной души, ставшей привык к этому: «Просто посмотри, сможешь ли ты справиться с проклятой депрессией. Смотри, какой у тебя тут вид: убогий ряд избушек, за ними черные земля, пологий склон равнины. . . Что случилось, мой друг? Теперь ты не шутите, вас охватила тоска — ага!» Тоска есть бесконечная длина пространства, разворачивающегося из себя и в себя, ничем не прерываемого, лишенный качеств, плоский и однообразный, как равнина. «Грязный скандал… пологий склон.» Это изможденное пространство, ничем не заполненное; слово «тоска» [ toska ] имеет тот же корень, что и «истощенный» [ тощий ]. То, что истощено, физически пусто, а тоска есть духовная пустота. Тоска: истощенный пейзаж душа.
В В советскую эпоху вся идеологическая власть и руководство возлагались на румяный критик, который, указывая на копи неиссякаемого оптимизма в сердцах людей, требовали «песенки, чтобы позабавить нас на бит», чтобы веселые мелодии лились с родных пастбищ и хлебные поля! Он видел пыль скуки в глазах чужого класса, и не замечал тяжелых простыней тоски в глазах своих. Он неоднократно твердил: от сытости приходит скука; простые люди веселый. Но нет писателя более народного и антиаристократичного, чем Андрей Платонов, а его герои вечно нуждаются, они едва созрели. из телесной растительности в сознание мира. Они не веселый; тоска является их основной и всеобъемлющей эмоцией. Все окружающая природа погружается в какое-то безмолвие, проклятие бездонная, безразличная скука. воздух был пуст, неподвижные деревья бережно копили тепло в листья, и пыль тускло лежала на пустынной дороге — такова была ситуация в природе».[vii]
В мире Платонова природа превосходит в своем емкость всего, чем человек мог бы ее наполнить; это вечно отчуждается от него чужеродностью своего удаляющегося горизонта на бесконечная равнина. Вся жизнь на этих просторах чувствует себя праздной и неискупленная мелочь, рождение которой не оправдано тем величием, которое окружает его. «Собаке скучно. Она как будто живет только потому, что родился». [viii] Человек, как и любое другое существо, не имеет ничего, кроме собственного тела, рожденного в бескрайние просторы, откуда «тоска в каждом живом дыхании». К чему могло послужить это мелкое, унылое копошение, когда простор желает только самого себя — своей постоянной экспансии во все новые и новые земли?
В Дванов, Копенкин, Вощев, Чиклин, во всех этих платоновских характерах мы увидеть происхождение тоски более глубокой, чем у Онегина или Печорина, — тоска, не опосредованная культурно, не занятая книгами, танцами, любовью делами, увеселениями». Перед Захаром Павловичем раскинулась незащищенная одинокая жизнь людей, живущих обнаженными, без малейшей возможности обманывать себя, веря в машины»[x] или поддавшись любому другому обману или культурно-технологическому искушение. Они истощены как телесно, так и умственно; они ближе к природе; они не защищены от пустоты слоем защитного жира, насыщающего процветания. Истощенный [ тощие ] длинные [ тоскуют ] сильнее — эти самые слова, как «суета» [ тщета ] образованы от одного и того же древнеславянского корня, означающего «пустота».[xi] Чем более истощены люди и чем более покинута нация вокруг них, тем томление, то чувство тщеславия и покинутости, с которым они охватывают небытие — то, что простирается между ними. Более глубоко, чем в традиционные, благородные «лишние» мужчины, черты своего рода метафизическая избыточность мелькает в платоновских «исхудавших» персонажи. Первые социально лишние: они ничего не делают, не участвовать в общей жизни. Дванов, Вощев и другие действуют и участвовать в общественной жизни, но это не останавливает пустоту; это продолжается расти под их неутомимыми руками, словно из полое ядро. И не только пока очищают землю от врагов, но также когда они занимаются производством мирного времени. Запах мертвой травы и сырость свежевскопанной земли висела над расчищенным участком, делая общую печаль жизни и чувство безнадежности всего этого [ тоска тщетности ] еще более ощутимо. ( Котлован )[xii]
Котлован, вырытый в этом романе является символическим; как земля вырыта,пустота родины любимой углубляется дальше. Этот котлован, в котором люди как будто планируют строить радостный дом, общий для всех, постепенно вырастает — через героические, самоотверженных усилий — до такого объема, что его уже не заполнить никаким строения, и все становится ясно: это братская могила. это не зря что гробы для умирающей деревни хранятся в котловане; однажды деревне были выделены могилы, те жители, которые еще остались, будут прибывают, завербованные в город, чтобы дальше копать котлован и умереть в готовом погребальном убежище.
Вощев чувствует, что люди копают в поисках некой тайной правды, ожидающей их за каждым последующим слоем земли, и что для того, чтобы добраться до него, им нужно будет прорыть всю землю, чтобы пополнить горизонтально раскинувшаяся родина с пустотой вертикальной ренты отверстие, чтобы распространить эту пустоту по всем измерениям, чтобы они могли убедить самих себя: границы нет, впереди бесконечная черная дыра космос ждет, и это тоже дом [ родная ]… «Коллектив за ним [Чиклином] ходил хутор, и они тоже копали впритык; бедняк и середняки все работали с бешеным рвением к жизни, как будто они искали вечного спасения в бездне котлована».[xiii] И это затянувшееся потрошение, так как каждый вскрытый пласт становится не фундамент, строительство на котором давно назрело, а просто пустота которое возникло, было оттянуто назад и удобно спрятано, пробуждает в Вощеву тоска, не сравнимая с онегинской. За у «лишних» людей эта тоска жила вовне, в социальном мире: некуда было деться, нечем себя занять. в занятый, трудящийся, истощенный, он пребывает внутри, вытекая непрестанно, мочеиспускание.
Удовлетворительно достаточно; но в национальном сердце есть нечто большее, чем тоска. Как насчет диких покидать? Приволье [свободное пространство], раздолье , [пространство], разгулье [веселье, разгул]: уникальные русские слова, не имеющие точного эквивалента в Другие языки. Однако не заключают ли они в себе ту же пустоту, временами воспринимаемую как маниакальный и освобождающий, стремящийся быть наполненным?
Что предвещает этот бескрайний космос? Это вот от тебя, что родится какая-то безграничная мысль, потому что ты безграничный сам? Будет отважным чемпионом или богатырь прыгай сюда, где есть место для него, чтобы расправиться и шагать? угрожающе это могучее пространство обволакивает меня, отражаясь с ужасающей силой в глубины моей души. . . .[xiv]
Так и у Гоголя тоска в несколько строк превращается в героизм [ богатырство ], как у Пушкина разгул превращается в тоска. Так они катятся, страшно сказать, из пустого в пустынно, от бескрайних просторов до пустошей, — по всему ареалу этой русской мысль полна тоски и гордости.
Это удивительно, что такой тонкий знаток всего русского, как академик Дмитрий Лихачев не смог обнаружить эту взаимосвязь тоски и открытого пространства, вместо этого представляя их как простую антитезу: « Воля-вольная означает свободу, соединенную с простором, с совершенно беспрепятственным пространством. Понятие тоски, наоборот, соединяется с понятием близости, лишения человека пространства».[xv] Конечно, есть и тоска, связанная с близостью, неволей и тюремное заключение, но это скорее муки несвободы и рабства, свойственные все человечество. Та специфически русская тоска, что дрейфует по дорогам и знаком всем, от кучера до первого поэта, дитя не близости, а именно свободы, совершенно беспрепятственного пространства. Это тоска не узника, а странника.
сама безграничность этого мира рождает в сердце ноющую пустоту и, вместе с ним ужасающий кладезь стремительной энергии. И когда они вместе — дерзость и стремление, пустота, стремящаяся к расширению, и безуспешная пустота. в его желании быть наполненным — результат героических подвигов. Однако тоска не только не успокаивается этими делами — расширяется в сердце. Для такого богатыря -х каждый шаг — это «путешествие в безмерной тоске» (по выражению Александр Блок) и отодвигает все дальше и дальше берега этой тоски. Почти каждый подвиг этой безудержной смелости состоит в том, чтобы оттеснить «тормозящий» [ стенняющие ] границы; цель не в том заполнить их, но восполнить их расширяющуюся пустоту, из которой никто, меньше всего тех же богатырей , можно спасти. «В объятиях могучая тоска, я брожу на белом коне. . .»[xvi] Чем свободнее полет коня, тем сильнее тоска всадника. в эксцессы его удальства, в разрушении всех граней и границ, заколдованный странник сам готовит место для своего неумолимого будущего тоска. «на мили и мили горизонт простирался без перерыва: трава повсюду, белые и хохлатые, колышущиеся, как серебряное море, и пахнущие воздухом Бриз . . . нет конца степи, как нет конца житейских горестей, и как не было дна моей душевной боли [ тоска ]. . . .»[xvii]
Скорость единственное, что дает утешение душе перед лицом этих отступающие границы. Скорость предлагается душе как последний шанс воплощение, для того, чтобы догнать свою отступающую границу, для достижения желаемый предел, где оно могло бы остановиться и определить себя, что является его цель в этом мире. Какой русский не любит быстрой езды?, версты и мелькают крутые склоны, поворот-стоп! Блока «Кобыла степная» скачет вместе с гоголевскими «конями-вихрями». Но пустота всегда ускользает быстрее, чем его можно догнать, и, замыкаясь, позади вас, кажется, смеется, с звуком стихающей погони и уходя в неизвестность.
Это является также источником демонической природы той женственности, которая раскрывается в теле России как вечно устремленное, душераздирающее пространство, ненаполняемое по любому богатырь . Ты встречаешь эту женщину случайно, но не можешь остановиться ее — просто промчаться мимо. Это долгий путь: мимолетный взгляд за платком; глухая песня кучера с тюремным двором тоска. Таким образом, эти три мотива — раздолье, женственность и тоска — объединены в поэме Блока «Россия» (1908).[xviii][xix] Для странствующего героя пустота — ненасытное искушение, вавилонское сама блудница, раздвигающая ноги на каждом русском перекрестке:
О, моя Русь! Моя жена!
Наш долгий путь до боли ясен!. . .
Наше путешествие в безграничной тоске,
В вашей тоске, о Русь!
1981
0 9 0 0
Trans. Джеффри Карлсен
[i]Пушкин, Евгений Онегин , тр. Владимир Набоков (Принстон, Нью-Джерси: Princeton UP, 1975), 112. Русский «хандра» имеет то же греческое происхождение, что и английское «ипохондрия. »
[ii] Пушкин, Зимняя дорога (1826), Собрание сочинений , 2:92.
[iii] Пушкин, «Домик в Коломне», в Полное собрание сочинений в десяти томах (М.: АН СССР, 1963), 5:329.
[iv] Гоголь, Мертвые души , 239.
[в] Пушкин, Евгений Онегин , 327.
[vi] А. С. Пушкин. «Румяный критик мой», Собрание сочинений , 2:240.
[vii] Андрей Платонов. Котлован , транс. Роберт Чандлер и Джеффри Смит (Лондон: Harvill Press, 1996), 1.
[viii] Там же, 3.
[ix] Там же, 54
[x] Андрей Платонов, Чевенгур (Москва: художественная литература, 1988), 62.
[xi] См. Макс Фасмер, Этимологический словарь русского языка в 4 тт . (Москва: Прогресс, 1987), т. 4, с. 90-91; Н. М. Шанский и др., Краткий этимологический словарь русского языка (Москва: Просвещение, 1975), 448.
[xii] Платонов, Фонд Яма , 18.
[xiii] Там же, 161.
[xiv] Гоголь, Мертвые души , 239.
[xv] Д. С. Лихачев, «Заметки о русском», Земля родная (Москва, Просвещение, ул. 1983), 51.
[xvi] Александр Блок, На полюсе
Куликовым (1908). Собрание сочинений в восьми томах.
Художественная литература, 1960), 3:249
[xvii] Николай Лесков, «The Очарованный странник», Избранные сказки , тр. Дэвид Магаршак (Новый Йорк: Фаррар, Штраус и Кудахи, 19 лет.69), 112. Та же связь между простором а уныние в более обобщающих выражениях выражает Ключевский: «[Русский пейзаж отличается] невидимостью человеческого проживание на широких пространствах, неслышимость звука где-либо поблизости: так что на путешественника, когда он созерцает это еще раз, нападает чувство угнетения, чувство непоколебимой косности и непробудной дремоты, чувство заброшенности и одиночества, склонность медитировать без ясного или точная мысль.» Ключевский, История России , т. 5, 249.
[xviii]
[xix] Блок, Собрание сочинении , 3:254.
«Размышления о депрессии» — интеллектуальное исследование личности на расстоянии вытянутой руки — Lucy Writers Platform
Многочисленные размышления Евы Мейер иллюстрируют пробелы в языке при попытке выделить депрессивный опыт.Предупреждение о содержании: ссылки на психические расстройства, самоубийства, депрессию и расстройства пищевого поведения.
В этом тонком томе Мейер использует свой опыт депрессии и анорексии в качестве стимулов для изучения через серию философских, психологических и художественных линз. В подтверждение своего названия книга «Пределы моего языка » (переведенная с голландского Антуанеттой Фосетт) колеблется между мептагорами в попытке определить состояние, от которого страдают 264 миллиона человек всех возрастов во всем мире. «Размышления» — точное описание этих циклических мыслей, которые часто заканчиваются расплывчатыми рефренами ободрения, которые в такой же степени успокаивают читателя, как и Мейер, которая, к сожалению, признает статистическую вероятность возвращения своей депрессии.
Как следует из названия, основной темой этой работы является язык и пробелы, возникающие при попытке описать точный опыт. Мейер, по большей части, представляет свое психическое здоровье как прозаический образ, поскольку она признает, что писать о себе сложно: «Я могу только следить за историей, которая представляет себя, и я никогда не полностью владею ею». Возможно, поэтому она опирается на другие аналитические рамки как на точки входа в повествование. Она цитирует мемуары о депрессии как «своего рода репортажи о войне» — депеши на грани депрессии, в которых в мельчайших подробностях рассказывается о бесконечной борьбе за выживание во время большой депрессии. Она предполагает, что ограничением этих типов мемуаров является то, что они используют язык как инструмент, чтобы вызвать определенный эмоциональный отклик — они рассказывают, а не показывают. Работа Мейер, напротив, хладнокровно аналитическая, возможно, потому, что она нашла адекватные механизмы преодоления, включая упражнения, животных и работу в качестве столпов, чтобы структурировать свою жизнь, но все еще, по-видимому, изо всех сил пытается сформулировать свои переживания психического здоровья удовлетворительным образом. ей.
Изображение предоставлено Pushkin PressОна опирается на идею Витгенштейна о словах как указателях значения и на идее о том, что «язык всегда обязательно публичен». Этот общий лексикон означает, что, хотя мы можем использовать его для выражения нашего опыта, мы ограничены культурными и социальными определениями культуры, в которой мы находимся. Кроме того, самости, которые мы формируем с помощью языка, не фиксированы, а то, как мы можем их описать и быть понятыми в психологическом контексте, фиксировано. Восстановление языка от доминирующих структурных сил для описания условий или пересечений идентичности, которые исторически были Другими, является важным аспектом, особенно в терминах безумия, которое Мейер кратко исследует в 9 Фуко.0235 Безумие и цивилизация . Влияние Просвещения на психиатрию привело к тому, что сумасшедшие были поставлены в прямое противоречие с принципами разума и рациональности и столкнулись с архаичной жестокостью в качестве наказания за то, что их считали неспособными к рациональному мышлению. Наследие этого проявляется в медицинской модели психического здоровья, которая рассматривает пациента как человека с болезнью, которую нужно вылечить, а не принимает во внимание социальные факторы, которые способствуют его плохому здоровью.
В дополнение к этому, вторая четкая нить, которую Мейер привносит в свой медитативный стол, — это ее связь с нечеловеческими существами, включая ее спутников-животных и природный ландшафт. О последнем она говорит: «Пейзаж может утешить именно потому, что позволяет увидеть и ощутить собственную значимость». Многие из нас испытали это чувство возвышенного отстранения от своих проблем — пусть и временных — при столкновении с огромным и прекрасным чудом природы. Она также подчеркивает, что психическое здоровье не специфично для людей; животные тоже могут испытывать депрессию, когда их условия жизни стеснены или жестоки, что было задокументировано при широком использовании интенсивного земледелия. В сноске она подчеркивает, как собака-спасатель, с которой она жила, носила следы своих переживаний на своем физическом теле, что также проявлялось в его поведении, например, в страхе перед сигаретами или резких движениях. Мейер указывает на психологическое благополучие, которое животные-компаньоны приносят людям, и отказывается от языка собственности, когда обсуждает животных, с которыми она разделяет свою жизнь. Она противопоставляет «западный образ автономии», основанный на культе индивидуальности, подчеркивая, что культура независимости на самом деле весьма вредна. Размышляя о сетях ухода — согласно определению Лии Лакшми Пьепзна-Самарасинья в контексте правосудия по инвалидности — в условиях пандемии тем, кто иначе не поверил бы, стало ясно, насколько взаимосвязано общество. Во время разлуки то, насколько мы полагаемся и на кого, в свою очередь, полагаемся наши близкие и члены нашего сообщества, имеет первостепенное значение для выживания. Помимо этого, Мейер поощряет расширение эмпатии за пределы нашего единственного вида, чтобы обеспечить более интегрированные, гармоничные отношения с окружающим миром, не только для обеспечения самого продолжения нашего выживания, но и такие отношения, которые неотделимы от благополучия нашего индивидуального психического состояния. -системы — этот последний момент искусно исследуется в сборнике лирических эссе Ребекки Тамас 9.0235 Незнакомцы: Очерки человеческого и нечеловеческого .
Счастье не является целью этих размышлений, скорее это обучение тому, как переносить жизнь во времена острого психологического стресса и тому, как Мейер, всегда практичный, рассматривает несчастье как часть жизни. Хотя это правда, она утверждает, что неразумно «строить жизнь на стремлении к счастью» и что «Никто не имеет права на счастье, никто не может заставить его; вопрос в том, стоит ли вообще этим заниматься». Как человек, который также испытал на себе изрядную долю плохого психического здоровья, и, по общему признанию, не философ, я считаю, что радость — это неотъемлемая часть человеческого существования, которую заслуживает каждый. Иначе как можно установить барометр для своей противоположности? Более того, такое отношение кажется далеким от тщательного перекрестного анализа распространенности депрессии и других состояний психического здоровья среди людей и сообществ с более бедными социально-экономическими условиями.